– Нет, меня интересует самый обычный, серийный. Стальной, можно медный.
Он на удивление легко спрыгнул со стула, чем-то погремел под прилавком, вытащил наверх зеленый деревянный ящик из-под советских патронов, на треть заполненный старыми ножами, кастетами, цепями и дубинками. Потом внимательно посмотрел на меня и спрятал ящик обратно, а сам прошелся вдоль большого шкафа, ведя ладонью вдоль лакированной деревянной поверхности. Будто уловив нужную энергетическую волну, он остановился и открыл дверцу.
– Вот то, что вам подойдет, – не слишком чистая рука вытащила на свет Божий кастет с шипами, покрытый чёрным лаком и украшенный головой орлана.
– Настоящий фабричный, стопроцентная сталь. Всего триста крон! Гарантия двадцать четыре месяца, в течение семи дней можете сдать обратно без объяснения причин.
Я примерил железку – пальцы легко вошли в овальные отверстия. Сжал руку. И правда: то, что нужно. Сидел, как будто для меня отливали. Кулак сразу потяжелел и налился силой.
– А без шипов есть?
– Вы гуманист? – Продавец усмехнулся. – Без шипов нет.
– Беру. – Я положил на металлическую тарелку у кассы три купюры по сто крон.
«Бочонок» кивнул и выбил чек. А потом неожиданно сказал:
– Могу предложить одну интересную вещь…
И достал из шкафа тускло отблескивающий револьвер. С первого взгляда я не опознал ни систему, ни модель. Второй зацепился за чрезмерно узкое отверстие ствола. Похоже на «ДИМ-1»…
– Пневматика? Нет, спасибо.
Продавец покачал головой вместе с плечами.
– Не пневматика, нет. Вот…
Он высыпал на прилавок несколько миниатюрных патрончиков: как охотничьи капсюли с вытарчивающими конусами крохотных пулек. Ясно. Это «монтекристо» – маломощное огнестрельное оружие. В царской России таким баловались малолетние отпрыски состоятельных семей.
– Разрешение не требуется, а бьет резко, – пояснил продавец. – Хотите, попробуем?
Он быстро зарядил револьвер, приставил к стене несколько оружейных каталогов, отступил на три шага, прицелился и выстрелил. Негромко треснул выстрел, журналы соскользнули на пол. Два были пробиты насквозь, третий до середины.
– Видите? – Продавец залихватски сдул истекающую из дула струйку дыма. – Всего двести евро.
Конечно, это не «Ругер» или «Таурус», хотя если добавить шарик с рицином… Но, увы, у меня нет таких шариков.
– Спасибо, кастета вполне достаточно, ведь я человек мирный… И не упаковывайте, не надо.
Сунув кастет в задний карман, я вернулся в машину. Начинало смеркаться. Обстановка совершенно не ясна. Куда ехать?
Вариантов было не особенно много. Можно к Наталье Павловне Громаковой, можно к Елене Семеновне Дворяткиной, можно к бесфамильной Валерии. К Лере? К Лере? Или к Лере?
Пожалуй, поеду к Лере. Если я к ней попаду. Место-то бойкое…
Мне повезло дважды. Она была дома. И одна. Через полчаса я звонил у знакомой двери на Пушкина, 28.
* * *
– А где ты был столько времени? – изрядно опьяневшая Наталья – Елена – Валерия игриво ерошит мне мокрые волосы.
Она совершенно голая, и тяжелые груди оживают при каждом ее движении. Благородный «Макаллан» мы выпили быстро и без затей, как ординарную «Белую лошадь». И, кстати, успели прикончить полбутылки «Белой лошади» из Лериного бара. Поэтому я тоже не совсем трезв. К тому же успел спустить пар. Даже два раза. И нахожусь в умиротворенном, расслабленном состоянии, близком к нирване. И мне хочется говорить этой замечательной женщине только правду.
– В тюрьме!
– Ха-ха-ха… Нет, дружок, не заливай! Я знаю, как воняет от парня, вышедшего из тюрьмы… Аж блевать тянет!
– Откуда тебе известны такие подробности? – удивляется интеллигентный Геннадий Поленов, которого несколько шокирует Лерина вульгарность.
– Плавали, знаем!
– Тут совсем другие тюрьмы…
Она продолжает смеяться, прищурившись и нацелив в меня палец.
– Не в тюрьмах дело! Дело в тебе. Ты, дружок, совсем не из той породы! Я даже подумала, что ты из этих…
И Лера умиротворена и расслаблена, ей тоже хочется говорить такому замечательному парню, как я, чистую правду, только в отличие от меня она не знает, до каких границ это допустимо. А потому ее замечательность тает на глазах.
– Из каких «этих»?
– Из засланных. Тебя даже проверяли. Понял, дурачок? Про-ве-ря-ли!
– С чего вдруг?
– А как ты думал? Нарисовался вдруг с подходцами разными… Ладно бы просто вставить захотел – это понятно, ну, ресторан, туда-сюда… А в первый вечер три штуки евриков на игру подарить – так не бывает… Я же не Элизабет Тейлор… И потом: костюмчик, туфли, ремень, зажигалка – все крутая фирма, а ручка пластмассовая, за три копейки, из отеля! Так тоже не бывает. Вот и пришлось проверять!
Нет, это не замечательная женщина, а хищная и опасная тварь! Гадюка! Как я мог забыть? Впрочем, я ничего и не забывал. Просто притворялся. И продолжаю это делать.
– И что?
Лера придвигается вплотную и лезет рукой туда, куда лезть не следует. Во всяком случае, сейчас. Она вообще отличается ненасытностью, а сегодня форсирует события, явно опережая мои возможности. Я отстраняюсь.
– Что, что… Пока ничего. Вроде все нормально. Пока…
– Почему «пока»?
Влажные губы слюнявят мне шею.
– Сегодня – одно, завтра – другое… Так всегда. Кстати, вчера пацаны тобой интересовались. Может, что новое выплыло…
– Какие пацаны?
– Какие, какие… Обычные. У нас тут непоняток не любят… Давай, иди сюда…
Честно говоря, ее рассказ вряд ли мог выполнить роль афродизиака, скорее наоборот. Но отступать было некуда. В конце концов, важна не победа, а участие. Или его имитация.
– Так где ты был столько времени? – снова спросила она в самый неподходящий момент.
– На экскурсии… В Мюнхене и Дрездене…
* * *
Проснулся я около семи. Лера раскинулась поперек постели в бесчувственном состоянии: делай с ней что угодно – не почувствует. Но мне ничего не было угодно. Только привести себя в рабочее состояние. Парадокс, но за все время пребывания на курорте санаторный режим удавалось выдерживать лишь в камере предварительного задержания.
Покачиваясь, вышел на кухню. Автоматическая кофеварка «BOSCH» поворчала, недовольная, видимо, ранней побудкой, но исправно выдала двойную порцию «эспрессо». Потом последовали контрастный душ, бритье. Костюм отвиселся, но выглядел все равно неважно. Однако выбирать было не из чего.
Напоследок заглянул в спальню, заботливо укрыл хозяйку легким шелковым пледом. На туалетном столике валялась помада. С чувством, с которым когда-то метил напильником «ДИМ-1», написал на большом зеркале печатными красными буквами: