— Ты толком говори, не юли, — оборвал его Зяблик. — Кто все это сделал?
— Как вам сказать… — человек, назвавшийся Ясюком, поежился. — Мне они не представлялись. А спрашивать я забоялся.
— С рогами они были?
— Не знаю. Вроде бы…
— Ну так аггелы, значит.
— Вам виднее…
— Не дрейфь, никто тебя не тронет. Смело рассказывай, как дело было.
— Вам хорошо говорить… У вас оружие, — человек печально вздохнул. — Волк зайца не поймет… Эх, люди, что они творят…
— Ты под малахольного не коси, — повысил голос Зяблик. — И мозги мне не компостируй. Оружия я, конечно, на тебя поднимать не стану, но кнутом отдеру, как последнего шкодника. Понял?
— Понял… Чего тут не понять… Ученый уже, — он погладил морду слепого коня. — Ну пришли к нам из-за кордона эти кастильцы. Дней пять или шесть тому… Офицеры по хатам остановились, а солдатня в поле лагерь разбила. Грабили, конечно, не без этого… Пару баб снасильничали, но те и сами виноваты. Нам говорили, что походом на рогатых собираются. Попы с ними были, как водится… За деревней крест большой поставили и молились ему. Вот в один такой день рогатые и налетели. Вы же должны сами знать, лес к нашей деревне вплотную подходит. Втихаря подобраться не проблема. Палили долго. Из ружей, пистолетов, автоматов. Даже миномет стрелял. Я когда-то в мотопехоте служил, знаю… Ну вот и все.
— Всех кастильцев побили?
— Не знаю… Кто-то мог и убежать… Мертвецов всех подраздели и велели нашим людям в овраг таскать.
— Давно вы уже идете?
— Сутки, наверное… Я ему и воду предлагал, и хлебушек… Не берет… А конь ничего, попил недавно и травки поел.
— Ладно, о седоке мы сами позаботимся, а коня забирай. Еще сгодится на что-нибудь.
— На что он сгодится, слепой, — отмахнулся Ясюк. — Да и жрет много…
— На колбасу пустишь, дурень, — подал реплику Пыжлов.
— А что я рогатым скажу? Почему, дескать, так скоро вернулся да еще с конем? Меня ведь до самого Талашевска посылали.
— Успокойся, нет уже в твоей деревне рогатых, — сказал Зяблик, слезая с козел. — Подались они совсем в другое место… Лучше помоги нам этого бедолагу снять. И ты, Левка, тоже сюда иди.
Втроем они осторожно сняли дона Хаймеса с седла и уложили в бричку рядом с услужливо пододвинувшимся Пыжловым. За все это время кастилец не издал ни единого звука и вообще вел себя так, словно пребывал в глубокой прострации.
Стащить доспехи оказалось делом не таким уж простым, Зяблик даже проворчал: «Бабу легче раздевать, чем такого латника». Затем дона Хаймеса завернули в одеяло, и Цыпф кое-как умыл его лицо. Все попытки разжать рот кастильца закончились неудачей.
— Яшка, очнись, — уговаривали его. — Ты у своих. Неужели не узнаешь нас?
Дон Хаймес по-прежнему ни на что не реагировал, а только пялился в небо неподвижным взором. Тогда Зяблик стал тонкой струйкой лить воду на его плотно сжатые, запекшиеся губы, и они в конце концов разомкнулись.
Сделав несколько судорожных глотков, кастилец застонал, и в его взгляде появилось осмысленное выражение.
— Пей, голубчик, пей, — ласково говорил Зяблик. — А теперь травки волшебной пожуй. Боль пройдет, и раны заживут. Скоро левой рукой рубиться научишься.
— Бдолах, надо полагать, последний, — произнес Цыпф с сожалением.
— Да хрен с ним, жалко, что ли, — беспечно ответил Зяблик.
Подкрепившись свежей водой и тщательно растертым бдолахом, дон Хаймес немного ожил и большим пальцем левой руки стал тыкать себя в грудь.
— Жмет, что ли? — участливо поинтересовался Зяблик. — Расстегнуть?
Дон Хаймес еле заметно кивнул и устало смежил очи. Когда крючки и застежки кожаного камзола поддались наконец совместным усилиям Зяблика и Цыпфа, под ним обнаружилась картонка, некогда служившая частью книжного переплета.
С одной стороны картонки были проставлены цена «87 коп.» и название издательства — «Просвещение», а другую сплошь покрывал рукописный текст, не отличавшийся ни аккуратностью, ни грамотностью.
Кое-как разобрав несколько первых строк, Цыпф удивленно произнес:
— Письмо! И, между прочим, тебе предназначено.
— Вот так сюрпризец, — криво улыбнулся Зяблик. — Последний раз я письмо получал лет пятнадцать назад, от одной заочницы. Нюрой, кажется, звали… А может, Нонной…
— Здесь почерк мужской, — заявил Цыпф категорически.
— Читай, — пожал плечами Зяблик. — А то у меня слеза глаз застит.
— Как хочешь… Хотя тайна переписки есть непременное условие человеческих прав и свобод. Слушай… «Привет тебе, Зяблик, с кисточкой. Если моя малява до тебя допрыгала…» Кто такая малява?
— Записка, — буркнул Зяблик. — Читай дальше.
— «…так это значит, что я чернь раскинул правильно и скоро всем вам кранты приснятся…» Как это понимать?
— Конец нам, стало быть, грозит. Полный крах. В результате чьей-то ловкой интриги… Подожди, а кто это пишет?
— Автограф имеется. Ламех, сын Каина в соответствующем колене.
— Тогда все ясно. Можешь эту парашу выбросить… Жаль, что подтереться нельзя, задницу поцарапаешь.
— А я считаю, что нам не мешает ознакомиться с этим документом. Хуже по крайней мере не будет.
— Вольному воля…
— «Поганку вы нам хотели крутануть знатную. Да только зазря старались. Забыл разве, что вы еще перднуть не успеете, а до нас уже вонь доходит? Нашел ты себе корифанов, чучмеков косоглазых да черножопых гуталинщиков. Разве с таким быдлом можно серьезное дело делать? Моя братва их гамузом сложила…» Ты здесь хоть что-нибудь понимаешь?
— Яснее ясного. Пишет он, что навредить мы хотели аггелам, да не вышло. Наши планы, дескать, им наперед известны. Упрекает меня, гад, что связался я с арапами и степняками. Хвалится, что перебили они наших союзников оптом.
— Рано хвалится, — пробурчал Цыпф и продолжил чтение: — «Про тебя, козырь безлошадный, базар особый. Не пора ли к нам приковаться? Если надумаешь назад махнуть, флаг тебе в руки. Примем и простим. Без навара не останешься. Пока не поздно, кумекай. Спросишь, а в чем здесь балота? А в том, что кабур, который вы в Енох ладите, ты нам сдашь. Сам понимаешь, туго стало без бдолаха. За ответом я своего пристяжного пришлю. Если притыришь его, мне не жалко. Но тогда тебя Загиб Петрович точняком ожидает». Все. Подпись. Дата отсутствует.
— Во, придурок! — презрительно сплюнул Зяблик. — Прощение мне предлагает и долю в добыче, если я аггелам новый путь в Енох укажу. Это они Эдем так называют. За ответом сулится связника ко мне послать. Ну и без угроз, само собой, не обошлось.
— А кто такой Загиб Петрович?
— Когда загибаться будешь, узнаешь. Смерть, короче говоря.