Ответственные лица, встретившие его на райзаге, засомневались было в эффективности такого оружия, но Басурманов поспешил заверить их, что бычок, дескать, существо нежное и помереть может даже не от пули, а от одного только звука выстрела.
Встреча с быком тет-а-тет несколько отрезвила Басурманова, однако все же не помешала ему произвести несколько прицельных выстрелов. Никакого заметного ущерба пятисоткилограммовому гиганту они не причинили, а наоборот, привели в состояние исступления.
Прежде чем ограда загона рухнула окончательно, все свидетели этой драматической сцены, в том числе и обремененный излишним весом директор райзага, успели занять безопасные позиции на господствующих высотах. Зампредседателя вскарабкался на крышу бойлерной, политрук — на лесенку водонапорной башни, ветврач — на пирамиду пустых ящиков, а директор и сторож — на поленницу ясеневых дров, предназначенных для копчения колбас.
Басурманов, самый проворный в этой компании, ухитрился перемахнуть через забор, за которым находился служебный транспорт.
— Карабин привези! — неслось ему вслед. — Или «тулку» шестнадцатого калибра с картечью! Да побыстрее!
Завладев «газоном» директора райзага, Басурманов понесся в сторону города, но вскоре был остановлен приятелем, просившим подкинуть по дороге пару мешков сечки. Крюк пришлось сделать самый пустяковый, однако по прибытии на место приятель выставил магарыч — бутылку первача.
Не успели они эту бутылку прикончить, как от соседей явились гонцы, звавшие приятеля Басурманова на крестины. Тот, естественно, согласился, но только за компанию с председателем охотхозяйства, так выручившего его сегодня.
Крестины много времени тоже не отняли, и все было бы хорошо, если бы кто-то не предложил Басурманову проверить невод, поставленный накануне на ближайшем озере. Отказаться от такого мероприятия было выше человеческих сил.
Спустя час Басурманов, разжившийся целым пудом карасей и карпов, вновь мчался к городу. Беда подкралась незаметно — в чужой машине кончился бензин.
Надеяться на попутку в воскресенье было делом бесполезным, и Басурманов тронулся дальше на своих двоих. Пешие переходы были ему не в тягость. По пути он согревался водкой, предусмотрительно захваченной на крестинах. Закусывал сырой рыбой и снегом.
Окончательно Басурманову спутала карты жена, ляпнувшая при его появлении что-то не совсем приветливое. Получив за это в глаз, она немедленно обратилась за помощью в милицию.
Поскольку прибывший по вызову наряд медвытрезвителя об истории с быком ничего не знал, Басурманова, давно числившегося семейным скандалистом, поместили в бокс для особо буйных клиентов. На его сбивчивые объяснения никто внимания не обратил — тут и не такое слыхали.
Между тем зимний день клонился к концу, и узники райзага стали замерзать на своих насестах. Все их попытки спуститься на землю и добраться до телефона, разъяренный бык пресекал самым решительным образом. Особенно тяжело приходилось политруку, висевшему на узкой, лишенной перил железной лесенке. Если бы проклятья, которые эта четверка не последних в районе (сторож не в счет) людей адресовала сначала быку, а потом Басурманову, имели некий тепловой эквивалент, то снег растаял бы на многие километры вокруг злополучного райзага. Спас их всех другой сторож, в восемь часов вечера явившийся на смену. Он попросту распахнул ворота пошире, и бык, почуявший свободу, исчез в неизвестном направлении.
Наскоро отогревшись спиртным, зампредседателя райпо, ветврач и политрук (директора райзага в предынфарктном состоянии отправили в больницу) бросились на поиски Басурманова, возбуждавшего в них ненависть куда большую, чем злополучный бык.
Суд, а вернее, самосуд, состоявшийся в вытрезвителе над Басурмановым, был скорым и неправедным. Впрочем, сам он не вынес из случившегося никакого урока и, пониженный в должности до рядового егеря, продолжал гнуть свою линию.
Через несколько дней после Великого Затмения Басурманов получил засургученный пакет и подробные устные инструкции, в смысл которых вникать поленился.
Паника, обуявшая горожан, его нисколько не затронула. Солнце, конечно, в этом мире штука не последняя, но пока стоит лес и текут реки, Басурманову за свою судьбу можно не опасаться.
Вместо того чтобы немедленно двинуться в путь, он плотно поел и завалился спать. Хорошенько выспавшись, Басурманов прихватил заранее приготовленный женой рюкзак, закинул за плечо положенный ему по роду занятий карабин и привычным маршрутом отправился в свой родной лес.
Оказавшись под его сводами, Басурманов первым делом проверил капканы, накануне поставленные на норку, а потом отправился совсем в другую сторону, к болоту, где он постоянно промышлял ондатру, зверя прожорливого и любопытного. В притопленных вентерях обнаружилось несколько уже успевших окоченеть взрослых особей и с дюжину малышей, «чернушек», мех которых не имел товарной ценности.
Ободрав шкурки, Басурманов сунул их в рюкзак и, поскольку работы сегодня сделано было уже немало, направился в гости к знакомому хуторянину. Там крепко выпили, после чего Басурманов стал приставать к хозяйке, бабе такой широкозадой, что в двери она проходила лишь боком.
Хорошенько получив по голове ухватом, он покинул негостеприимный хутор и залег отсыпаться в стог соломы. На следующий день, такой же серый, как и ночь, Басурманов увидел дивное диво — пятнистого оленя удивительной красоты, рога которого напоминали лиру. Стоя на задних ногах и балансируя передними, он аккуратно объедал крону обыкновенной осины.
Никогда еще Басурманову не приходилось видеть в этих краях ничего подобного. Одна только шкура этого оленя должна была стоить немереные деньги, не говоря уже о мясе и рогах.
Клацнул затвор, но чуткое животное, опережая выстрел, метнулось прочь. Каждый его прыжок, стремительный и грациозный, был не меньше десяти-пятнадцати метров в длину. Пушистый желтый хвостик призывно трепетал на лету.
Взвыв от досады, Басурманов бросился в погоню. Прошло не меньше часа, прежде чем он осознал, что попал в места, совершенно ему незнакомые. Это было еще одно чудо, хотя уже и не предвещавшее ничего хорошего…
Краткий рассказ о своих злоключениях Басурманов закончил так:
— Прошел я еще верст с десять и заплутал окончательно. Первый раз со мной такое случилось. Кончились леса, горы какие-то начались. Пока патроны были, я на диких коз да баранов охотился. Ночевал по ямам и пещерам… Мне ведь не впервой. Долго шел. И через леса, и через пустыню, и через города ненашенские, давно заброшенные. Потом на людей вышел. Русского языка не понимают, от меня шарахаются. Дорогу спросить не у кого. А вокруг дома до небес, деревья какие-то чужие, море рядом шумит. Поесть, правда, хватало. Страна богатая, но народ бестолковый. Суетятся, а чего суетятся? Потом вдруг какие-то поганцы за мной увязались. Сущие дикари! Жизни лишить хотели, только не на того нарвались. Отстреливался до последнего патрона, потом уж наутек пустился. Как в эту преисподнюю влетел, даже и не помню. С тех пор и страдаю. — Он затравленно огляделся по сторонам.