– Эй ты, крендель, тебя там что, в трубу засосало?
– Плохо мне, – донеслось в ответ, правда, не сразу.
– С чего бы это? Обожрался, что ли?
– Тебе что, толчок нужен?
– Может, и нужен. Вылазь, – скомандовал Мачколян. – Хватит там яйца высиживать.
– Отвали!
– Хам, – рявкнул Ашот, ударив по двери кулаком. – Вылазь давай, пока я тебя лично оттуда не вытащил.
– Дай закончить-то.
– Даю пять минут. Не выйдешь, пеняй на себя, – предупредил Ашот. Когда же он вернулся к двери через назначенное время, из туалета никто не вышел. Мало того, когда он очередной раз стал наезжать на товарища, тот почему-то стал отвечать ему теми же фразами, что и раньше. Это-то и насторожило Мачколяна, тут же решившего задать вопрос с подвохом. Он спросил:
– Ты что, там дрочишь?
– Дай закончить-то, – послышалось в ответ.
Понявший, что тут что-то не так, Ашот плечом налетел на дверь и, выбив хлипкую защелку с внутренней стороны, ввалился в сортир. Последний оказался совершенно пуст, не считая маленького диктофончика с уже известной записью, прокручиваемой неизвестно в который уже раз. Он стоял на закрытой крышке унитаза, над которым настежь было распахнуто окно.
– Вот шельма, – разозлился толстяк, торопясь к остальным. Влетев в дежурку, он громко хлопнул дверью, с порога выпалив: – Макс слинял.
– Как слинял? – не понял Алекс. – Куда?
– А хрен его знает. Наверное, к Грачу рванул, изобретатель долбаный. А вместо себя вот эту хрень оставил. – Он швырнул прямо на пол диктофон. – Уродец. А я еще, дурень старый, попался. Что делать-то будем?
– Ничего.
– Как ничего? Как ничего? – продолжил возмущаться Ашот. – Так он же устав нарушил. Он рабочее время прогуливает.
– А ты кричи об этом посильнее, чтоб уж все знали, – наехал на него Величко. – Ушел так ушел, вернется, свое получит. А ты сядь и угомонись.
Угомониться Мачколян не мог еще очень долго, негодуя не столько по поводу отсутствия Максимова, сколько по поводу того, что тот не взял его с собой. Он даже на месте спокойно сидеть не мог, топчась из угла в угол по узкой каморке и пыхтя, как рассерженный боров. Причем происходило это до самого возвращения Максимова, так что даже Граф устал вертеть вслед за Ашотом головой, удрав на улицу. Кстати, он первым и сообщил о возвращении Андрея, влетев в дежурку и радостно залаяв. Вслед за ним вошел и Максимов, тут же поймавший здоровенную оплеуху от Ашота, наконец, дорвавшегося до наглой рожи.
Шлепок мачколяновской ладошки оказался настолько силен, что Андрея отбросило к стене, по которой он чуть ли не сполз вниз, удивленно протянув:
– За что?
– Он еще спрашивает. Сукин сын! Да не будь ты моим другом, я б тебе башку вовсе открутил, сопливец.
– Ну-ну, поосторожнее на поворотах, – поднимаясь на ноги, произнес Андрей. – Мне годков не меньше, чем тебе. Кстати, у меня плохие новости.
– Да плевать нам на твои новости. Отвечай, как ты посмел…
– Что ты узнал? – отодвинув Ашота в сторону и представ перед Максом, перебил всех Алекс. – Ты был у Грача?
– Пытался его найти, но все безуспешно. На хате его нет, в офисе тоже. Я по голосам через стекло всех просканировал, его там нет.
– Где же он может быть? – Алекс постепенно начинал волноваться.
– Может, уже послали на дело, – предположил успокоившийся немного Ашот.
– Рано. Днем криминалом не занимаются. Да и подготовить его должны, проинструктировать. Боюсь, как бы он в беду какую не попал. Эх, жаль, мы с него слежку сняли, надо было еще походить…
– Идиоты, – сделал всем комплимент Ашот. – И сдался он нам, этот поход по их конторам. Вот где теперь его искать? Поперся, дурень, один. И даже нас не дождался.
– Погоди панику сеять, ничего же еще не известно, – заметил Андрей. – Может, в порядке у него все, и скоро сам объявится. Вдруг мы просто не пересеклись, бывает же…
– А может, и нет его уже вовсе, – продолжил прежнюю тему Ашот. – И что я его жене скажу?
– А что, усыновишь двоих его сыновей, ты же о них так мечтал, – жестоко подколол Ашота Андрей. – Да и лишняя женщина в твоем гареме тоже не помешает, все равно ведь сам точно не знаешь, сколько их у тебя.
– За такие слова тебе бы да по роже, – пригрозил кулаком толстяк.
– Я знаю, что нам следует делать, – привлек их внимание Величко. – Через полчаса Косицин отбывает в командировку, свободных бригад на месте целых три, можно будет…
– Слинять, – обрадовался Ашот.
– Нет. Кое-что сделать. Расскажу позже, сначала переговорю с Ксюхой. Ждите меня здесь, – и он спешно покинул дежурку.
* * *
Появление в стенах фирмы с неясной сферой деятельности шикарной во всех отношениях женщины не прошло незамеченным. Причин для этого была масса: и внезапное прекращение циркуляции воздуха в помещении даже при открытой двери, в проеме которой застыла фигура совсем не Афродиты, а скорее Екатерины Второй со всеми ее прелестями и округлостями, обтянутыми насколько это возможно плотно; и помрачнение света – все по тем же причинам; и окутавший, просто обмотавший всех шлейф едкого парфюмерного запаха какой-то недорогой воды, удушливо воздействующей на носовые полости присутствующих.
Цыпленкова поистине сегодня превзошла сама себя. Она, конечно, слыла среди спасателей, которым доводилась связной – в плане передачи информации из уст руководства в уши всех остальных – девицей, помешанной на извилинах моды, но никто и подумать не мог, что она настолько в этом увязла и разучилась чувствовать меру.
Сегодня на ней было короткое, но сильно облегающее ее не такое уж и стройное тело ярко-красное платье, длинная цепочка самых разных бус несколько раз обвивала шею, на пальцах сияли кольца, причем на некоторых – даже по два сразу, мочки ушей оттягивали тяжелые длинные клипсы из какого-то металла. На ногах были туфли на невысоких каблуках, а на голове – соломенная шляпка, обвязанная яркой атласной лентой. При всем при этом она, конечно, еще и была ярко накрашена, отчего лицо казалось нарисованным поверх безликой маски.
И все же главной была та уверенность в своей сногсшибательности, которую ну просто никто и никакими силами не мог вышибить из этой глуповатой, но на редкость доброй и совершенно безобидной женщины. Ксения считала себя неподражаемой, а неотрывно уставившиеся на нее взгляды всегда принимала за взгляды восхищения, нежели ужаса, в который приходили те, кто не привык видеть подобное каждый день. До Ашота ей, конечно, было еще далеко, но все же пышность преобладала.
Скользнув туманным взглядом по окаменевшим лицам присутствовавших и с гордостью мысленно констатировав, что такой фурор произвела именно она, даже не поднимая своих пудовых ресниц, Ксения важно прошествовала к центральному столику, не утруждая себя разбирательством того, кто и за каким сидит. Логика женщины была до невероятности примитивна: раз в центре, значит, главный, и не важно, что на всех столах таблички с указанием должностей каждого сотрудника, а место секретарю выделено у двери.