Как она не похожа была на его Капитолину! У той никогда не будет столь вызывающе неряшливого вида, никогда так пикантно не подвернется нога на высоком каблучке. Да что там говорить, Капа и красится-то по-военному, с щепетильной точностью – ни грамма лишнего, и в то же время ничего не забыто. А здесь? Густо наложенные тени, вызывающие ощущение нездоровой синевы вокруг глаз, яркие, кричащие губы, напоминающие о самой древней профессии среди женщин. А эти косые стрелки разной длины?
Все во внешности незнакомки кричало полковнику Подтяжкину о непохожести новенькой на его законную супругу, и это рисовало в его воображении огромный плюс новому курсанту. Что поделать, коль полковник уже давно, лет двадцать, как охладел к сварливой и психованной жене. Подтяжкина тянуло к девушке, и ноги его сами, помимо воли хозяина, понесли его в стены общежития.
Именно наличие высокого начальства выкурило из коридоров общаги всех курсантов, которые не горели желанием лишний раз попадаться на глаза сильным мира сего. Однако Зубоскалин того не знал.
Беспечный как дитя, он поднимался по ступеням, мысленно кляня строителей, понастроивших столько этажей, когда перед его глазами вырос полковник собственной персоной. У полковника нервно дергался глаз и мелко подрагивала нижняя челюсть. Санек растерянно остановился и замер, смотря на Подтяжкина снизу вверх, поскольку тот возвышался над ним на пять ступенек выше, аки священник на авлосе над доброю паствой своей.
Сначала Зубоскалин хотел отдать честь, но вовремя вспомнил, что не в форме, и ограничился простым:
– Здрасте, Павел Петрович.
Павел Петрович, или попросту П в четвертой степени, как метко окрестил его сам же Дирол с первого дня в школе (неплохо разбирающийся в математике Санек без труда сосчитал количество первых букв в звании и имени высокого начальства), посчитал нужным принять наиболее выгодную для себя позу и повернулся так, чтобы виден был его гордый профиль. Капочка всегда говорила, сбоку он выглядит куда как более мужественно из-за того, что так виден всего лишь один его глупый и безвольный глаз, а не два.
Смотреть таким образом на избранницу своего сердца было не совсем удобно, пришлось скосить взгляд налево и вниз. Однако трудности полковника не останавливали.
– Зачем такие формальности? – кося голубым, слащавым глазом, проговорил Подтяжкин. – Можно просто Павел или Паша. Паша даже лучше, так меня всегда мама называла.
Дирол хлопнул глазами и глупо улыбнулся, чем вызвал восторг в сердце полковника. «Понравился, – пронеслось у него в голове, – видимо, профиль помог. Капа говорила, он у меня как у Сократа».
– Мы, конечно, сегодня все отличились, – растерянно заговорил Санек, растягивая каждое слово, – и заслужили ваше высокое доверие. Только позвольте мне вас называть по-прежнему, Павлом Петровичем.
Все-таки у нас такая разница в званиях и возрасте.
Полковник тихонечко захихикал, поднеся ладошку ко рту, и спустился на пару ступенек ниже.
– Пусть возраст мой вас не смущает. В наш век раскрепощения и сексуальной революции это такие мелочи.
– Однако ж мне неудобно.
– И только это вас останавливает?
Подтяжкин спустился еще на одну ступеньку и повернулся к Зубоскалину другим боком, чтобы тот смог рассмотреть и второй его гордый профиль, который, надо сказать, ничуть не хуже первого. Правильно рассчитав, что все свои плюсы он уже выказал «девушке», полковник решил долго не медлить и пойти в наступление по любовному фронту. Он снял форменную фуражку и красивым жестом стал обмахиваться, стараясь убить тем двух зайцев разом. Во-первых, словно невзначай Павел Петрович открывал взору избранницы благородную седину, от которой – опять же по словам Капы – он казался старше и опытнее, а во-вторых, это позволяло снизить любовный жар, распалившийся в душе мужчины и проявлявшийся в обильной испарине.
– Позвольте вас спросить, свободен ли сегодняшний ваш вечер? – напрямик задал вопрос полковник, нечаянно чиркнув козырьком по носу.
Дирол опять же натянуто улыбнулся, с тоской представляя, на какие трудработы собирается отправить его Подтяжкин. Иначе зачем ему интересоваться свободным временем курсанта? Лишь бы не на ремонт актового зала кинул.
Там работы невпроворот.
Однако ни одной мало-мальски уважительной причины, чтобы отвязаться от ОПТ, в голове у Зубоскалина не всплывало.
– Да, – поникшим голосом ответил Санек, с завистью воображая, как все его однокурсники поплескаются у умывальников и пойдут отдыхать, а он будет как скалолаз взбираться к высоким потолкам зала, чтобы побелить их или покрасить.
Подтяжкин еще раз довольно хихикнул и прошел последнюю ступеньку, отделявшую его от вожделенного предмета обожания. Вблизи красотка была еще обворожительнее. Что-то мужественное чувствовалось в ее движениях, но не мужланское, оттого полковника оно не раздражало. Скорее всего запах... Да-да, девушка пользовалась резкой, похожей на мужскую, туалетной водой. Черт, какая она оригиналка! Вплотную приблизившись к высокой, на полголовы выше полковника, фигуре так, что его дыхание касалось завитых растрепанных локонов, Подтяжкин низким полушепотом произнес:
– Прекрасно, – у Дирола сердце ушло в пятки от недоброго предчувствия, – в таком случае не согласились бы вы заглянуть ко мне в кабинет?
Санек понял, что по непонятной причине он увязает (или уже увяз) в какой-то нехорошей истории. Правда, почему полковник выбрал жертвой именно его, парень понять не мог. Ну просто никак не мог найти он в своей памяти тот случай, из-за которого Подтяжкин так ему мстит.
Заранее приготовившись к самому худшему, Дирол вздохнул.
– Я могу сначала переодеться? – с надеждой на отсрочку спросил он.
Полковник окинул взглядом «девицу». Бесспорно, она нравилась ему и в этом платье, но как заманчиво звучало слово «переодеться».
Интересно, в чем она предстанет на их первом свидании? Безусловно, это должно быть что-нибудь умопомрачительное. Ах, как же не хотелось полковнику разлучаться хотя бы на несколько секунд с новой своей пассией.
Минуты, проведенные без нее, покажутся ему вечностью.
– Хорошо, – с неохотой согласился он. – Только прошу вас – быстрее.
Санек вздохнул: быстрее так быстрее. Он обошел стороной полковника, который с непонятной настойчивостью не хотел пропускать его мимо, и поплелся в комнату. Там скоро переодевшись в форму курсанта, причесавшись и размазав носовым платком на лице грязь, Зубоскалин не стал дожидаться возвращения друзей, а сразу пошел в кабинет полковника. Перед дверью он остановился и на всякий случай прислушался. Внутри хриплый, фальшивый голос напевал:
«Бананы лопала бомба», – а потом с особым чувством, громко «е-е». Что-то гремело, падало на пол, вызывая почему-то радостные смешки. Санек призадумался – стоит ли сейчас постучать или немного подождать? Когда репертуар закончится. Неожиданно песня оборвалась, и взволнованный голос произнес: