– Я, я... это... извиняюсь, – промямлил он.
Костоломова, не открывая глаз, плавно повела рукой в сторону Лехи, и неожиданный точный удар в челюсть свалил его с ног. Лежа лицом вверх, парень заметил, как дневное небо покрылось частыми звездами нестандартного фиолетового цвета. Одна звезда упала. Леха загадал остаться в живых.
Когда звездное крошево рассеялось вдали, Пешкодралов проморгался и попробовал осторожно подняться.
– Это было только предупреждение, мой дорогой.
«Если женщина тебе говорит „мой дорогой“, это может что-то значить», – вспомнилось еще одно мудрое изречение, но уже не Мочилова, а деревенского проныры и алкоголика Егорыча.
Леха воспрянул духом. И ничего, что Костоломова заставила его сейчас валяться в глубоком нокауте. Бьет – значит, любит.
Осторожно курсант поднялся на колени и отполз на безопасное расстояние.
Метрах в трех он решился подняться на ноги и обдумать дальнейший план действий. Леха рассуждал, опираясь на небольшой свой опыт, приобретенный по большей части своей в Дрыщевке. Он вспомнил, что, если корова какая начинала беситься, деревенские мужики и бабы на рога старались ей не нарываться, а укрощали непокорное животное сзади, подойдя к нему с тыла. Этот приемчик мог прокатить и с лейтенантом.
Обойдя медитирующую женщину кругом, Пешкодралов на всякий случай пригнулся и вновь попробовал заговорить.
– Все дело в том...
Леха и не предполагал, что такой удар может существовать в природе. Костоломова, оставаясь в состоянии зависа на тумбах, резко наклонила корпус вперед, оказавшись головой вниз, и нанесла удар из-под ног. Поскольку тумбы не доходили до высоты человеческого роста, то удар пришелся несколько ниже челюсти. Пешкодралов согнулся пополам, ухватившись руками за поруганное достоинство, и тихо взвыл.
Вновь пришлось отступать. Теперь уже курсант отошел на совершенно безопасное расстояние – десять метров до объекта внимания. Здесь-то женщина его не достанет. Только кричать придется погромче.
– Я еще раз прошу прощения... – начал парень и осекся на полуслове.
Круглый сюрикен, оружие непобедимых японских ниндзя, с головокружительной скоростью летел в его сторону, с перспективой воткнуться прямо в пешкодраловскую челюсть. Тонкий свист, как от пули, сопровождал полет. Как Леха успел увернуться, он и сам не понял. Все произошло в мгновение ока. Парень мешком плюхнулся на землю, прикрыв на всякий случай голову руками.
Нос уткнулся прямо в заросли репейника, раскинувшего широкие свои листья на полметра.
Леха осторожно приподнял голову и огляделся. Снаряды вокруг не рвались, самолеты не летали, танки не подминали невинные ромашки под тяжелыми гусеницами. Значит, все спокойно. Он встал. И что дальше? Совершенно ясно, что любая попытка отвлечь Костоломову от ее занятия кончится неудачей. Хорошо если досадной, а вдруг неисправимой? Леху передернуло.
Он представил, как его бездыханное тело привозят в родную деревню.
Бабы орут что есть мочи, соревнуясь между собой в силе голосовых связок.
Мужики серьезно молчат, не поддаваясь общей бабской панике. Но и они спокойно не могут стоять. Каждые пять минут то один, то другой тихо смывается, чтобы за углом помянуть вновь преставившегося стопочкой-другой.
Его, такого молодого и красивого, даже после смерти вносят в родной двор, где каждый закуток знаком Пешкодралову, ставят на табуреты, и неистовый вой, громче которого, казалось бы, ничего нет, усиливается раза в два. Мужики все чаще отлучаются покурить. Мамка в черном платке потихоньку оседает у кого-то на руках. С нею рядом Нюрка. Черт, до чего ж жалко их. И себя тоже.
Леха смахнул набежавшую слезу и проморгался. Как же быть? Представить себя мертвым очень даже приятно: ты находишься в центре внимания, все жалеют тебя. А более других сам себя жалеешь. Но это только в мечтах. На самом же деле Леха пока не планировал уход на тот свет.
Чего он там забыл?
Нужно было основательно продумать план дальнейших действий. Пешкодралов сел прямо на траву, как дома, когда его очередь была пасти коров, и напряг извилины. Однако извилины, с самого рождения своего не привыкшие напрягаться, и сегодня, в двадцать лет, делать это категорически отказывались.
Только одна из них, самая хитрая и себялюбивая, вопила: «Тика-ай!»
Тогда курсант впервые в жизни, сам того не подозревая, принял единственно верное решение: он стал вспоминать чужие советы, хоть как-то подходящие под сложившуюся ситуацию.
Сначала он перебрал все известные ему пословицы. Целых две. Но ни одна из них не указывала выхода из нелегкого положения. Первая была о труде, а вторая вообще рассказывала о какой-то птице, которую красит почему-то одно перо. Изречения классиков тоже не помогли, потому что Леха их не знал. Он попробовал вспомнить, что там на занятиях говорил капитан Мочилов. На ум пришло много мудрых выражений, но все они касались исключительно борьбы с преступностью. Как же бороться с понравившейся женщиной, Глеб Ефимович не объяснял. И тут перед глазами курсанта опять всплыла деревня, помятое лицо Егорыча с вечно сизым носом и его хвастливая речь:
– Бабы, они что коровы, траву шибко любят. Особливо цветы.
Леха вскочил как ужаленный. Есть решение проблемы! Задобрить лейтенанта скромным букетом полевых ромашек и только после этого подступиться к ней с просьбой. Парень огляделся.
Однако для полевых ромашек как минимум нужно поле, а в черте города его найти довольно проблематично. Но время поджимало, и приходилось довольствоваться тем, что находилось вокруг. На заднем же дворе школы, кроме репейника, в корень которого Пешкодралов только что зрил, в обилии произрастала мурава, пырей и мелкие, белые цветочки с резким, неприятным запахом. Проигнорировав мураву и пырей, Леха надергал цветущие растения. Букет получился жидковатым и блеклым. Парень вздохнул и сорвал колючку. У них хотя бы венчик яркого сиреневого цвета.
С икебаной собственного производства курсант предпринял очередную попытку приблизиться к недоступной женщине. С крайними предосторожностями, временами переходя на передвижение по-пластунски, парень достиг тумб и, пригнувшись, протянул букет вверх.
Сквозь дымку розовых миров, напридуманных воображением Костоломовой, до нее прорвался неприятный запах полыни. Он мешал концентрироваться на самосовершенствовании, отсылая все усилия лейтенанта коту под хвост.
Недовольно поморщившись, женщина открыла глаза и ахнула. Перед нею, рабски согнувшись, стоял на коленях любимый воспитанник с букетом в руках. Кто бы мог подумать, что неприметный Пешкодралов такой романтик?
Рыцарь двадцать первого века. Костоломова сразу же растаяла и улыбнулась.
– У меня есть одна просьба, – робко произнес рыцарь.
– Все, что угодно, – томно прикрыв глазки, ответила лейтенант.
Прическу сделать Костоломова согласилась. Поскольку косички плести и завивать локоны не из чего было, лейтенант предложила короткую стрижку.