– Раз-два! Взя-ли! – командовал забравшийся на столб и возвышающийся над всей этой вакханалией, как питерский матрос над движущейся по улице революционной массой, рыжий Самохвалов. – Е-ще… взя-ли!
– Ты что это делаешь?! – подлетел к Самохвалову отец Василий и сдернул наглеца вниз.
– Полегче, святой отец! – возмутился Самохвалов. – А то еще и моральный ущерб мне заплатишь! У нас правозащита!
– Я тебе покажу моральный ущерб! – затеребил его за ворот священник, отчего самохваловская голова затряслась, как шарик в стакане. – Я тебе устрою правозащиту!
– Полегче, батюшка, полегче!
Священник огляделся. Толпа была настроена решительно.
В прежние времена он не остановился бы ни перед чем. Десять противников – значит, десять! Двадцать? Хорошо, пусть будет двадцать! Но там, у храмовых ворот, все еще стояли его прихожанки, и священник вспомнил о своем долге и… отступил.
– Ладно, – выпустил он старшего Самохвалова, отчего тот шмякнулся о землю, как переспелое яблоко. Отец Василий разогнулся и оглядел толпу. – Вы не правы.
– Вы и сами не правее нас, – отозвался кто-то из толпы. – Привыкли тут беспредельничать! А у нас законы, между прочим, есть!
Они даже не понимали, сколь противоестественно звучат слова о законе в устах самовольных застройщиков. Священник хотел было сказать что-то о законе божием, законе, который выше всех человеческих, но вздохнул, бессильно махнул рукой, повернулся и побрел к храму.
* * *
Гаражевладельцы праздновали свою победу до самой ночи. Послали гонца в лавку, потом еще раз, потом еще… И конечно же наутро никого на освободившейся площадке не было – потолокся с четверть часа по разлинованному известкой песку какой-то печальный мужичок, и все. Перенос ограды был скорее демонстрацией намерений, чем реальной попыткой вернуть утраченные позиции. Мужики прекрасно понимали, что вернуть свое хламье на великолепную свободную площадку почти в центре города им уже не позволят. Померла, так померла.
И уже к обеду на пустом месте встал совхозный «КамАЗ»-длинномер с прошлогодней картошкой, а к вечеру появились бабки с подсоленными по местной традиции семечками и жареным арахисом. Священник смотрел из окна бухгалтерии, как толкутся возле бабок идущие из школы подростки, как приценяется народ к картошечке, и испытывал самые противоречивые чувства.
В последнее время прихожан в храме стало ощутимо меньше, и дефицит площадей перестал быть проблемой. И теперь он даже не знал, что лучше – бугровские парни на обсыпанном песочком плацу у него внутри ограды или бабки со своим арахисом и армяне со своей картошкой за ее пределами. И то и другое было, по своей сути, проявлением мирской суеты, гордыни и стяжательства. Он вспомнил слова своего наставника отца Григория. «Сила слова божьего не ограничивается храмовой оградой, – сказал тогда Григорий. – Ибо нет ему преград в мире, созданном его повелением». И что тогда значат все эти заборы и территории? Тщетный самообман.
– Пусть все идет, как идет, – вслух произнес отец Василий и пошел готовиться к вечерней службе.
А на следующий день все снова переменилось.
* * *
Отец Василий как раз завершил крещение младенца Александра и давал наставления его юной мамочке, когда в нижний храм вбежал запыхавшийся Алексий.
– Ваше благословение! – восторженно подпрыгнул он. – Услышал господь наши молитвы! Наслал на супостата еще большую силу!
– Что там еще стряслось?
– Изгнание торговцев из храма! – ликующе взвизгнул Алексий, подпрыгнул, провернулся на месте и помчался вон.
– Спаси и сохрани! – перекрестился отец Василий и бегом помчался наверх.
Но никого, слава тебе господи, в храме не было – ни торговцев, ни сил, их изгоняющих. Священник вышел на паперть, беспомощно огляделся по сторонам и только теперь понял, что имел в виду Алексий. Человек пятнадцать бугровцев наводили свои порядки на спорной территории.
– Слюшай, я тебе что сделал?! – защищался продавец картошки.
– Быстро отсюда, ара! – хватали его за ворот парни. – Чтоб и духу твоего здесь не было! И ты, бабка, шуруй отседова!
Священник сбежал по ступенькам вниз и направился к ограде.
– Эй, парни, оставьте их в покое! – крикнул он. – И без вас проблем хватает!
Но бугровцы, собственноручно по ниточке выровнявшие и обсыпавшие эту площадку песком, отступать не собирались.
– Давай-давай! – подгоняли они владельца картошки и случайно пристроившего свой «газончик» на такую удобную стоянку водителя.
Отец Василий с усилием отодвинул косо установленную секцию забора в сторону и вылез наружу.
– Хорош, парни! – уже требовательнее напомнил о себе он. – Закругляйтесь. Все равно здесь без суда не разберешься!
– Да все нормально, батя, успокойся! – улыбнулись ему парни в черном. – Мы порядка не нарушаем. Щас его тихо-быстро в машину засунем, и можно будет назад ограду двигать.
– Отстаньте от меня! – завопил торговец картошкой и попытался вырваться.
– Держи его! – заорали парни.
Кто-то подставил мужику подножку, и, когда отец Василий подбежал, чтобы защитить ни в чем не повинного торговца, того уже молотили ногами.
– Хорош! – кинулся он в самую гущу свалки, схватил продавца за ворот и потащил, прикрывая собой, прочь.
* * *
Чтобы подобное не повторялось, они с Алексием натянули между забором и крайним домом несколько ниток шпагата и щедро понавешали красных лоскутов. Но дело было сделано, и когда на следующее утро диакон принес отцу Василию свежий номер «Губернских ведомостей», его лицо действительно было белее мела.
– Там… про вас… написали, – севшим голосом выдавил он и протянул газету.
Священник развернул «Ведомости» и остолбенел. На второй полосе, среди прочей хроники, под заголовком «Черная сотня в Усть-Кудеяре» красовалась его фотография. На ней зверски оскалившийся отец Василий держал за ворот мужчину кавказской национальности, в то время как взятые фотографом со спины парни в черном пинали бедолагу ногами.
Священник охнул и впился глазами в коротенький текст под фотографией. Он отказывался это понимать! Журналист сообщал, что вчера в районном центре в результате спора за земельный участок между православным приходом и местным населением был избит не имеющий никакого отношения к конфликту житель совхоза «Софиевский» Артур Мирзоян. И все! Об остальном красноречиво говорил фотодокумент.
Зазвонил телефон.
Священник поднял трубку.
– Это как понимать, ваше благословение? – пророкотал в трубке уже слишком хорошо знакомый отцу Василию баритон. Звонили из патриархии.
– Что именно?
– Мы тут факс получили с вашей личностью на газетной полосе и, честно говоря, немного ошарашены.