– Да, – кивнул священник.
Подошел Николаич.
– Ты, – ткнул он черным от мазута пальцем в лицо священнику. – Будешь старшим. Если маленького работать не заставишь, тебя накажут. Жрать сегодня вам принесут. Срок для ямы под фундамент два дня. Сегодня считается. Понял?
– Понял, – кивнул отец Василий. – Сделаем.
Исмаил презрительно фыркнул.
Николаич внимательно на него посмотрел и отошел.
– Руки-ноги целы? – спросил отец Василий. – Не переломали?
– Целы, – выдавил Исмаил и вдруг буквально заполыхал от ярости. – Никогда им этого не прощу! Каждый мне ответит!
– Нельзя так, Исмаил, – покачал головой священник. – Ненависть иссушает.
– Ты не понимаешь, друг, – неожиданно сбавил тон мулла. – Только достоинство делает нас людьми. Иначе какие мы, к шайтану, люди? Без достоинства мы животные. Понимаешь?
– Достоинство и ненависть – не одно и то же, – снова покачал головой священник. – Ты меня, Исмаилушка, извини, но ты еще слишком молод, если не понимаешь этого.
– И что же нам теперь, на этих козлов за помои пахать?
– Почему? – улыбнулся отец Василий. – Я здесь задерживаться не собираюсь. Сегодня же и уйдем.
– Как?!
Отец Василий встал и подошел к столбу, к которому их обоих приковали. Это был обыкновенный, черный от времени сосновый электрический столб – их неизвестно откуда и неизвестно куда тянулась целая череда, длиннющая линия от горизонта до горизонта. Проводов давно не было – срезали, возможно, тот же Тимофеич это и сделал.
Священник коснулся амбарных замков, колец и глубоко ввинченных в мертвую плоть дерева толстенных, заваренных в кольцо крюков, к которым и крепились их цепи. Вывинтить их руками было невозможно. А кроме лопат на хлипких осиновых черенках, никаких инструментов им не выдали.
Священник опустил взгляд пониже. Нижняя, примотанная к верхней толстенной ржавой проволокой часть уже изрядно прогнила от влаги и земной соли, и сломать или подкопать ее можно было попробовать.
– Мишаня, Исмаил, – позвали их.
Отец Василий обернулся. Прямо за ним стояла Марина. Глаза опущены вниз, плечи безвольно обвисли.
– Я вам покушать принесла, – тихо сказала Марина.
– Храни тебя господь! – искренне поблагодарил священник. – А Петя где?
– На исправительных работах.
– Это как?
– Колодец роет. За то, что бежал. Там и ночует. Там и ест.
– Бежать не думаете? – поинтересовался Исмаил.
– Нет! Что вы! – испуганно отшатнулась Марина. – Мы и так проштрафились! Куда уж нам бежать?! Да и все равно ведь поймают. Правильно сказал Тимофеич, у него вся милиция куплена.
– Ну, это он, положим, загнул, – улыбнулся священник. – Чтобы всю милицию купить, никаких денег не хватит, аппетиты у них ого-го!
Но воодушевить Марину не удавалось.
– Вы кушайте, – поставила она закопченный котелок на землю. – Здесь пшеница вареная. С солью.
– Ты лучше скажи, спички у тебя есть? – наклонил голову священник и невольно потянул носом – есть хотелось страшно.
– Есть немного, – неуверенно обронила Марина.
– Давай, – протянул руку отец Василий. – А то я курить начал, а спичек нет.
Марина испуганно огляделась по сторонам, вытащила из-под юбки коробок и протянула священнику.
* * *
Они поужинали, а потом отец Василий взял лопату и начал торопливо, напоказ, пробивать траншею под фундамент будущего седьмого коровника.
Натянутая по контурам запроектированного строения белая пластиковая веревка позволяла двигаться достаточно точно, и траншея получалась ровной и даже красивой. Исмаил сидел сбоку и бессмысленно кидал мелкие камешки перед собой.
– Присоединяйся, друг, – попросил отец Василий. – Разомнись. Двигаться завсегда лучше, чем сидеть.
– Я не раб, – цокнул языком Исмаил. – За бесплатно не работаю.
– А ты думаешь, я для Тимофеича землю кидаю? – улыбнулся священник. – А напрасно. Я землицу для себя кидаю.
– Могилу ты себе роешь, – покачал головой Исмаил. – Не телу своему, нет. Могилу своему духу ты сейчас копаешь. Достоинство свое человеческое хоронишь!
Это прозвучало так высокопарно, что отец Василий едва удержался, чтобы не рассмеяться. Исмаил и впрямь был словно большой ребенок.
– Маловерный, – ласково улыбнулся он. – Говорю тебе, ныне же будешь со мной на воле. Вот докопаю до столба, а там еще полночи работы, и вперед!
Исмаил невольно приподнялся и всмотрелся. Даже в наступающих сумерках было видно – отец Василий, вместо того чтобы повернуть под прямым углом, «увлекся» и бьет траншею точно к столбу, к которому их приковали.
– Сам подумай, Исмаил, – вполголоса продолжил отец Василий. – Неужели два таких здоровых мужика, как мы, не упрут этот столб на себе?
– Миша, ты гений, – прошептал Исмаил и схватился за лопату.
– Не здесь! – решительно перенаправил его энтузиазм отец Василий. – С другой стороны копай. А то слишком подозрительно будет выглядеть.
Исмаил принялся копать в другом месте. Но было видно, как разрывает его желание немедленно принять участие в строительстве дороги на волю. И в этот момент об лопату священника что-то звякнуло. Он наклонился, нащупал помеху и с некоторым усилием вывернул из земли кусок толстенной арматуры.
«Благодарю тебя, господи! – прослезился отец Василий. – Всем сердцем, всем духом своим благодарю!» Теперь путь на волю стал еще короче. Может быть, на два часа, а может быть, и на полночи. Теперь не нужно откапывать столб целиком, вместе с его нижней, прикрученной ржавой проволокой частью. Теперь достаточно просто раскрутить проволоку, соединяющую две части столба.
Он аккуратно отложил арматурину в сторонку и обессиленно присел на край траншеи.
– Что случилось, Мишаня? – прошептал Исмаил.
– Все нормально, братишка, все нормально…
* * *
Когда окончательно стемнело, а Николаич перестал шастать от коровника к коровнику, отец Василий кивнул Исмаилу, поднял присыпанный землей спасительный кусок ржавого железа, подошел к столбу и воткнул арматурину в петлю. Исмаил схватился за второй конец арматурины. Они поднатужились, с усилием сделали пол-оборота и тут же услышали, как с легким треском покосился столб.
Они переглянулись и сделали еще пол-оборота. Толстенная, но на удивление мягкая проволока ослабла еще сильнее, и столб накренился еще круче! Сдерживая переполняющую их радость, невольники делали оборот за оборотом, пока верхняя часть столба – метр за метром – не коснулась земли. И тогда они осторожно дораскрутили проволоку, бережно рассоединили части столба, положили свое «иго» на землю и только теперь вздохнули полной грудью.