* * *
Старшего он отыскал не сразу. Пацаны с явным подозрением посматривали на переступающего через их ноги священника и отвечать на его вопросы не торопились. Но вскоре отец Василий увидел-таки отдельно сидящую группку парней лет двадцати—двадцати двух и направился прямо к ним. Переростки играли в картишки.
– Здорово, пацаны, – присел он на корточки.
– Здорово, если не шутишь, – лениво откликнулся один.
Священник его знал: Руслан Семенко, шанхайский лидер. Умный и абсолютно неуправляемый парень.
– В чем проблемы, Сема? – поинтересовался поп.
– Это не твои проблемы, батя, иди отдыхай... – усмехнулся авторитет.
– Да как сказать... – почесал густую черную бороду священник. – Судя по масштабу, отпевать кое-кого из ваших мне придется...
Парни переглянулись и нервно хохотнули.
– У них тоже кое-кого сегодня отпоют, вон и мулла здесь, – ткнул пальцем один из них.
Отец Василий вздрогнул и обернулся. Точно! На той стороне оврага легкими шагами спускался по склону Исмаил.
– Слышь, ребятишки, – снова повернулся он к парням. – У меня к вам просьба: пока я с муллой не поговорю, не затевайте ничего. Лады?
– Валяй, поп, – лениво разрешил один, сидевший с самого краю. – Мы не торопимся...
– Я еще раз спрашиваю, лады? – терпеливо переспросил священник.
– Лады, – откликнулся Сема.
* * *
Священник быстро спустился по склону оврага на поросшее пятнами кустарника и камыша дно и побрел по хорошо утоптанной тропинке на ту сторону. Вскоре и мулла заметил его, некоторое время сомневался, а потом, видно, понял, что разговора не избежать, и тоже начал спускаться по склону.
Они шли навстречу друг другу, как парламентеры двух вражеских армий, с той разницей, что никто и ни на что их не уполномочивал. Встретились в самом центре широкого, как два или даже три футбольных поля, оврага и встали напротив друг друга.
– Нашел Шишмаря? – без перехода поинтересовался отец Василий.
– Нет, – печально мотнул головой Исмаил.
– И не найдешь. Его менты у себя спрятали.
Исмаил вспыхнул, но ничего не сказал.
– Завязывать эту канитель не думаешь? – спросил священник.
– Думаю, – сглотнул мулла. – Вот только как, не знаю.
Отец Василий удивился. Видно, что-то все-таки произошло, если даже до Исмаила дошло.
– Что случилось? – прямо спросил он.
– Я с человеком шишмаревским говорил, Колькой рыжим, – неохотно произнес мулла. – Короче, ничего такого они Фариду не предлагали. А заместитель, с которого все пошло, исчез. В общем, подстава это, Мишаня.
– Еще какая подстава, – согласился поп. – Но поворачивать все назад, как я вижу, никто не хочет.
– А-а! – досадливо махнул рукой мулла. – Понты пацанячьи! Как же, наших зацепили! Как тут повернешь?
Отец Василий покачал головой: мулла повторил его собственные мысли на этот счет.
Раздалось заунывное пиликанье ментовских сирен, и коллеги синхронно повернули головы. На мосту уже показались шесть или восемь милицейских легковушек. До вызова областного ОМОНа дело пока не дошло, но хорошо это или плохо, отец Василий не знал. Тут как повернется...
– Что делать будем, Мишаня? – тоскливо спросил мулла. – Перебьют пацаны друг друга...
– Раньше надо было думать, – в тон ему ответил отец Василий. – А теперь я даже и не знаю...
Они смотрели один на другого, и у отца Василия родилось ясное осознание того, что никогда еще они не понимали друг друга так хорошо. Но это было довольно трагическое ощущение.
И в этот момент на проходящей под мостом накатанной грунтовке появился джип. Большая серебристая машина бодро скакала по кочкам, поднимая тучи высохшей на яростном солнце пыли и приближаясь к священнослужителям.
– Кто это? – удивился священник и тут же понял, кто.
Потому что джип остановился, а с пассажирской стороны неторопливо вышел... Бача.
Известный усть-кудеярский предприниматель был в старом выгоревшем камуфляже, тяжелых армейских ботинках, голубом, сдвинутом набок берете и с целым рядом орденских планок на груди.
«Так вот кого Союз ветеранов прислал...» – подумал отец Василий. Он не знал, радоваться ему или горевать. То, что Бача очень многое может, священник понимал и признавал, что Бачурину может удасться то, что не удастся ни ментам, ни ему с муллой. Но он понимал и другое: каждая Бачина удачная, с присущей ему одному выдумкой акция поднимает его авторитет на новую высоту. А это значит, что контроль над умами местной молодежи все более будет переходить в не слишком чистые руки.
Бача крутнул головой, сделал несколько разминочных движений, и отец Василий вдруг подумал, что Бача совсем не обязательно приехал сюда исполнять волю Союза ветеранов и прямо сейчас может отчебучить что-нибудь совершенно неожиданное и, может быть, даже опасное.
Но Бача, похоже, вообще ничего не собирался делать. Он вытащил из кармана мобильник, коротко с кем-то переговорил и кивнул вышедшему из машины с тряпкой в руках шоферу. Водила стремительно протер лобовое стекло и капот, затем открыл заднюю дверцу, вытащил оттуда большой пластиковый пакет и вернулся к своему хозяину.
Они вытащили из пакета газету и расстелили ее на капоте, поставили посредине высокую бутыль водки, разложили помидоры...
Священник ничего не понимал.
– Смотри, Мишаня, Тахир пошел, – ткнул коллегу в бок мулла.
Отец Василий скосил глаза. Прямо к ним, в центр оврага, уже шел в сопровождении двух своих «нукеров» слободской авторитет Равиль Тахиров.
– И Сема тоже... – возбужденно выдохнул мулла.
Точно. С противоположной стороны оврага к ним шел и Сема – Руслан Семенко, также в сопровождении двух шестерок. Они шли к ним бесконечно долго, минуту или полторы, и отец Василий даже почувствовал, что взмок – уже не от жары, от напряжения... И между ними не осталось и полусотни метров, как священник с горечью осознал: конечно же, авторитеты идут не к ним, а к Баче.
Мулла тоже это понял и, чтобы сохранить хотя бы видимость своей значимости, побрел в сторону серебристой машины. Отец Василий вздохнул и тронулся следом. Конечно, мулла поступал правильно, лучше быть в центре событий наблюдателями, чем упорно строить из себя непризнанных авторитетов.
Они подошли к машине одновременно. Справа Сема, прямо поп с муллой, а слева Равиль. Молча остановились у машины и замерли, ожидая, кто не выдержит и начнет разговор первым.
Бача кинул насмешливый взгляд в сторону служителей культов и, что-то, видимо, стремительно сообразив, сменил не слишком добрую ухмылку на широкую, до ушей улыбку.