Священник насторожился. И в тот же миг увидел, как из нижнего храма вылетел размахивающий руками диакон Алексей, а вслед за ним вышли два крупных, холеных парня, одетых в прекрасные серые костюмы.
«Областное УВД, – понял он. – Больше некому. Неужто Макарыча уже взяли и раскололи? Вряд ли! Не тот человек… Тогда почему они пришли ко мне?» Что-то такое упоминал в разговоре с ним Санька, но что точно, отец Василий просто не запомнил.
Он хмыкнул, отошел от ограды и быстро пошел в сторону своего дома; оттуда можно было без посторонних свидетелей позвонить кое-кому в Усть-Кудеярском РОВД и узнать, что, собственно, происходит. Он не боялся, но чувствовать себя пешкой в чужой игре и не понимать, кто и какие ходы делает, – это было как-то неправильно.
* * *
Дабы не искушать судьбу, отец Василий прошел к Татарской слободе, затем к речке Студенке, снял туфли и вброд, по дамбе перебрался через речку и вышел к своему дому через камыши. И вот здесь его ждал сюрприз. Во дворе вовсю хозяйничали чужие люди.
Он осторожно подобрался ближе и залег за старой, ржавой бочкой из-под краски. Люди в штатском стремительно и вполне профессионально обыскивали хозпостройки.
«Черт! – вспомнил он. – У меня же там, на кухне, прямо на столе Санькины "браслеты" лежат! Вот влип!» Священник тут же перекрестился: поминать имя нечистого даже в такой трудной ситуации было совершенно ни к чему.
Парни были все как на подбор: молодые, холеные и уверенные. Но тому, что стоял с блокнотом в центре двора, они подчинялись беспрекословно. Через полчаса обыск закончился, и наступила следующая фаза операции.
– Сайкин и Махно, – услышал отец Василий негромкий командирский голос. – Вы сядете в сарае.
– Есть, товарищ капитан!
– Васильков и Сутягин – вы в летнюю кухню, отсюда обзор на реку. А вы двое – в дом. Что делать, всем ясно?
– Так точно, товарищ капитан, – нестройно ответили ребята.
– Тогда вперед. Не курить, не болтать, спать строго по очереди.
Это была самая настоящая засада. «Ни хрена себе! – удивился отец Василий. – Это что еще за войсковая операция? С какой такой стати?» Вряд ли такой ажиотаж вызвали документы в его руках, об их существовании никто не знал, и даже если Макарыча взяли, болтать не в его интересах.
Священник окинул мысленным взором все, что знал о современной ситуации, и еще раз пришел к выводу, что да, кое в чем он виноват, но не настолько, чтобы тратить на его поиски столько усилий. И вообще, священника можно было банально вызвать стандартной повесткой в местное РОВД. Он пришел бы.
Но эти парни предпочитали действовать иначе, в обход местных ментов. А значит, либо что-то нечисто, либо, что всего вероятнее, вся эта операция изрядно противоречит интересам Усть-Кудеярского РОВД. Ни то, ни другое батюшку не устраивало.
* * *
Он просидел в камышах до самого вечера, искренне радуясь, что отправил Олюшку с Мишанькой да Катерину с матерью к Анзору. А затем сполз вниз, на дно оврага, и прокрался по нему в сторону цистерны. Потому что единственным человеком в округе, с которым он мог хоть как-то посоветоваться, был Санька.
Он подобрался к самой цистерне, тихо и аккуратно ступая, поднялся по стенке поросшего камышом оврага наверх и сразу же увидел… Стрелку. Кобыла стояла у горловины автоцистерны, вытянув шею и явно сторожа сидящих в ней двух чужаков, как кошка стережет мышь, а собака – кошку.
– Стрелка, пошла вон! – тихо скомандовал он.
Кобыла оглянулась, потянула ноздрями воздух и явно обрадовалась. Она бочком-бочком начала двигаться к отцу Василию, сразу же подставляя ему шею, чтобы почесал.
– Не сейчас, Стрелка, потом! – отогнал ее священник и кинулся к горловине.
Заглянул внутрь: тихо, темно… но человеком пахло.
– Санька, ты здесь? – позвал он.
– Батюшка? – обрадовался Санька и тут же понизил голос. – Я уж думал, чужой кто заглянул. Вы к нам? – А к кому же еще?!
Отец Василий оперся на края горловины, перекинул свое огромное тело через край и с жутким грохотом ввалился внутрь.
– Да тише вы, – недовольно пробормотал кто-то из угла Сережиным голосом.
– Это что, вместо спасибо? – удивился священник. – Я его, можно сказать, от смерти спас, а он на меня голос повышает?
– Оне сегодня не в духе, критические дни, понимаешь, – пошутил Санька. – Ну, а как вы? Рассказывайте.
– А что рассказывать? – улыбнулся отец Василий и сразу же понял, что в этой кромешной тьме его улыбки все равно никто не увидит. – В бегах я, ребята.
– И вы тоже?! – чуть не хором поразились потенциальные родственники.
– А чему вы удивляетесь? – язвительно спросил священник. – Ну-ка, Санька, скажи мне, где твои браслетики лежат?
– Не помню, – честно признал Санька.
– А я тебе скажу: в кухне на столе. Ни ты не убрал, ни я про них так и не вспомнил.
– А мои в сарае… остались, – тихо сказал Сережа.
– И что после этого обо мне милиция может подумать? Как, по-вашему?
– Я что-то не понял, а при чем здесь милиция? – спросил Сережа.
– А при том, что днем в моем доме был обыск, а теперь засада, как минимум из шести человек.
Парни подавленно замолчали.
– Что-то холодно у вас! – пожаловался отец Василий.
– А вы присаживайтесь к нам, – отозвался Санька. – У нас тут неплохо и даже тепло, вот только еды нет.
Отец Василий на ощупь нашел Саньку и потрогал, на чем он сидит. Материал показался знакомым.
– Это ваше, – удовлетворенно просветил отца Василия Санька. – В зале на диване лежало… Я сбегал, пока вы в храм ходили…
– Иранское покрывало? – как бы желая удостовериться, что не ошибся, поинтересовался отец Василий.
– Наверное…
– То самое, которое за двести баксов?
– Я не знаю… – испуганно протянул Санька. – Я, блин, торопился, что было, то и взял.
Священник вздохнул, попросил у господа прощения за внезапную вспышку корысти и гнева и присел рядом с Санькой. Покамест это было наилучшим, что он мог сделать.
* * *
Постепенно они привыкли к тому, что их уже трое, а жрать пока все равно нечего, и начали разговаривать. Сережа большей частью молчал и о своей роли в работе местного ОБНОНа, а значит, и о причинах своих проблем с Гравером не распространялся, а вот Санька рассказал все, что думает.
– Смотрите, батюшка, что у нас получается! – воодушевленно шептал он. – Кто-то нас с вами подставил. Так?
– Так, – подтверждал священник.
– Но считать себя настолько крутыми яйцами, чтобы нас кто-то хотел так подставить, было бы глупо. Верно?