– Тебя… не… касается.
– Уже касается. Давай говори, Гравер, нам с тобой поздно в казаки-разбойники играть…
Авторитет тихо рассмеялся и тут же застонал от боли.
– Достал ты меня поп… своей простотой.
Впереди показалась ярко освещенная солнцем песчаная поляна, а посреди нее стоял тот самый бар, возле которого они оставили семейство Якубовых. Но ни Романа Григорьевича, ни Сережи, ни женщин видать не было. Здесь вообще не было ни одного человека, и это было странно. Священник огляделся по сторонам, пытаясь отыскать взглядом медпункт, – то, что он где-то здесь, отец Василий прекрасно помнил.
– Сюда давай! – яростно прошептали ему из кустов. – Давай, батюшка, быстрее сюда!
Священник оглянулся: это был Макарыч. Он пригнулся, втащил в кусты свою ношу и уложил Гравера на песок. Санька тоже оказался здесь.
– Кровью истекает, – покачал священник головой. – Надо к врачам оттащить…
– Да… блин! – согласился Макарыч. – Только нельзя сейчас в медпункт… не пробьемся.
– Почему?
– А во-он, за баром человечек сидит, видишь?
Священник вгляделся. За стойкой бара и впрямь прятался человек, не похожий на бармена.
– Они здесь метров на двести все оцепили, даже бар прикрыли, – тихо произнес Макарыч и наклонился к авторитету. – Слышь, Гравер, кто моего лейтенанта заказал? Мне сказали, что ты, но мне что-то не верится… Давай, не молчи!
– Ну, вы меня конкретно достали со своим лейтенантом… – слабо улыбнулся Гравер. – Смотри, Гравер! – наклонился над ним Санька. – Это я, Мальцев! Узнаешь? Хоть мне скажи, чья это затея?
Это был самый странный допрос, который священнику довелось увидеть за всю свою жизнь. Они не успели встретиться с Гравером до покушения, а потому даже не могли торговаться: дескать, мы тебе о том, кто тебя заказал, а ты нам о том, кто Мальцева… Они даже не могли на него надавить, потому что Гравер определенно отходил и явно это понимал.
– Мещерякова спроси… – улыбнулся Гравер, дернулся и замер, уставясь остекленевшими глазами в голубое летнее небо.
Священник перекрестился.
– Он что, помер? – возмутился Макарыч и затряс мертвое тело за плечо. – Эй, урка! Ты нам еще не все сказал! Эй!
– Хватит, Андрей Макарович, – остановил своего бывшего шефа Санька. – Все кончилось. Теперь надо самим отсюда выбираться…
* * *
Первым делом отец Василий снял с себя носки и повязал рубаху на чреслах, чтобы не слишком выделяться среди прочих. Затем они вышли за пределы оцепленной ребятами в штатском зоны. Затем нашли среди возмущенных изгнанием из бара отдыхающих семейство Якубовых. Затем, стараясь не выходить на открытое пространство, быстро прошли к лодочной станции. Но уехать не смогли. Возле посадочного мостика стояли все те же прекрасно узнаваемые «ребята в штатском».
– Блин, что делать, а? – досадливо прошипел Макарыч.
– Они нас не выпустят… – покачал головой Санька.
– Правильно, – подтвердил Роман. – Они же знают, что мы на острове.
– Могут и облаву сделать, – жалобным голосом предположил Сережа.
– Но вы что-нибудь придумаете? А, мальчики? – с надеждой посмотрела в сторону рубоповцев Евгения.
Отец Василий почесал затылок. Будь он один, он бы рискнул попробовать вплавь.
– Вплавь можно, – не утерпел-таки он. – Все ж лучше, чем под облаву попасть…
Женщины и Сережа испуганно переглянулись.
– Ты что, батюшка, на солнце перегрелся? – с подозрением уставился на священника Макарыч. – Это же Волга!
– Я переплывал, – скромно потупился отец Василий.
– И я, – поддержал его Санька. – Правда, на последних десяти метрах чуть не утоп… – Он тихо рассмеялся. – От радости, что сумел.
– Вы, мальчики, как хотите, – решительно покачала головой Евгения. – А я в воду не полезу.
– И я не доплыву, – поддержала маму Катерина.
Священник задумался. Склонять женщин на такую авантюру было безответственно, но и оставаться на острове нельзя. В том, что люди Виталия Сергеевича произведут самое детальное прочесывание местности, он не сомневался ни секунды. Но кое-что отец Василий предложить мог: когда-то давно ему довелось исследовать этот остров достаточно подробно.
– Тогда не будем терять времени, – вздохнул он. – Пошли в камыши. День пересидим, а там видно будет…
* * *
Все так же скрываясь в ивовых дебрях, они миновали кафе и турбазу «Энергетик», тщательно, десятой дорогой, обошли место, где лежало бездыханное тело Гравера, пересекли небольшой открытый участок и оказались в зоне дикого пляжа. Здесь бесчисленные песчаные площадки чередовались со столь же бесчисленными зарослями шиповника, краснотала и камыша, а народ встречался все реже и реже.
Они успели наткнуться на пляж с десятком совершенно голых людей самого разного возраста, спугнули пять или шесть юных парочек, как на грех, в самый неподходящий момент, осторожно миновали четверку сосредоточенно играющих в карты татуированных парней, и в конце концов приятный мелкий песочек закончился и потянулись топкие, гнилые места.
Женщины, то и дело наступающие на что-нибудь скользкое и противное, стали повизгивать, но мужчинам сразу полегчало: в таких дебрях и отсидеться можно: народу нет, а значит, и растрепать о них никто не сможет…
– Слышь, Андрей Макарович, а почему он сказал про Мещерякова? – вспомнил предсмертные слова Гравера Санька.
– А я знаю? – отозвался Макарыч. – Погнал, наверное, или куражился.
– Нет, – не согласился с ним священник. – Ты его глаза видел?
– И что?
– Он не лгал. Перед смертью вообще крайне редко лгут. А он знал, что умирает…
– Граверу солгать, как два пальца… облизать, – вздохнул майор. – Хотя, если честно, я Мещерякову никогда не верил, скользкий тип…
– Мещеряков, конечно, зануда, – согласился Санька. – Но чтобы заказать милиционера? Нет, здесь что-то не так…
Они дружно, один за другим погрузились в теплую воду и побрели сквозь водоросли и осоку. Женщины стали взвизгивать чаще.
– По-любому расспросить его надо, – вздохнул Макарыч, с полминуты помолчал и добавил: – Ох, не нравится мне, когда менты друг другу глотки норовят порвать да еще по наводке братвы!
Все молча согласились.
Они шли около сорока минут, пока бесчисленные, примыкающие к Песчаному островки не закончились, а впереди не остались только бескрайние камышовые заросли.
– Ну что, мужики, привал? – бодрячески предложил Роман Григорьевич.
– Какой привал?! – возмутились дамы. – Мы что, так и будем по самую грудь в воде стоять?