Свою легенду – «завхоза» – он сразу бездарно провалил. В одном месте Михаил назвал себя «управделами фирмы». Назавтра – обозначил себя как «хозяйственного менеджера». Через неделю, на третьем допросе, заявил: «Я занимался бытовыми вопросами, а также выполнял другие поручения Андрея».
Зачем? – в ужасе думал я, хватаясь за голову. Какие «другие поручения»? Завхоз – и точка! Может быть, босс Михаил в последний момент – уже сидя боком – решил, что ему, молодому мужчине с представительной внешностью, не поверят? Усомнился в своих актерских способностях?
Если у вас в кармане свыше миллиона долларов, если в вашем доме есть прислуга, а за рулем вашей машины – шофер, если вы давно отвыкли думать о мелочах, как-то: вкручивание лампочек, мытье посуды, заправка бензина в бак или бумаги в факсовый аппарат, оплата коммунальных счетов и так далее,– тогда изобразить завхоза в прокурорском кабинете совсем не так легко, как это может показаться на первый взгляд.
Так или иначе, Михаил дал объективно плохие показания. Путаные, бессвязные, изобилующие противоречиями. Наболтал лишнего.
Отдельные пассажи и вовсе привели меня в восторг. «Какое-то время я торговал деталями на радиорынке». Какой рынок? Какие радиодетали? Он что, хотел разжалобить следователя?
«По окончании университета я остался без средств к существованию». Здесь я хохотал в голос. Это надо так сформулировать! Без средств к существованию! Может, и слеза на протокол капнула? Иди работать на стройку, в заводской цех, по контракту – в армию! Там и существуй! Кому ты плачешься о недостатке средств – милицейскому следователю с копеечной зарплатой? Мети улицы! Крути гайки! Рабочие руки нужны везде. Ты, Михаил, крупно ошибся. С твоей, миллионерской, точки зрения, существование возможно при доходе в тысячу или две долларов. А то, что ниже этой суммы – и вовсе не существование даже.
От босса не отставали и другие. Прошедшие как свидетели. Мой собственный помощник Семен утверждал: «Отношения с Андреем были дружеские, с оттенком превосходства с его стороны». Какие оттенки? Ты даешь показания в Генеральной прокуратуре страны! Кому здесь интересны твои оттенки? Генералу Зуеву? Речь идет о тяжком уголовном преступлении! Говори ясно, по существу; о главном. Никто не станет вдумчиво анализировать твои оттенки, разбираться в тонких вибрациях интеллигентской душонки. Я работал на Андрея. И точка. Оттенки превосходства здесь, в кабинетах с самодельными бумажными пепельницами, никого не позабавят, – а вот тебя, дружище, охарактеризуют невыгодным образом.
Другой важный свидетель по моему эпизоду тоже не страдал краткостью. Этот парень – тот самый поставщик чужих паспортов и удостоверений личности, чью фамилию все-таки вытащил из меня хитрый капитан Свинец,– будучи взят, наговорил тридцать с лишним страниц. Целую повесть продиктовал! Рассказал все. Даже кое-что додумал. «Мне кажется» – а дальше шли увесистые абзацы домыслов и предположений.
Но продавцу паспортов этого показалось мало: он изобразил иллюстрации! Он нарисовал схемы городских дворов и укромных проездов, чертежи всех мест, где мы с ним встречались. Рисунки исполнил подробно, с поясняющими надписями, стрелочками и закавыченными названиями основных ориентиров местности. Каждую план-схему венчал рефрен: «нарисовано собственноручно». Подпись, число.
Мне, читающему все эти излияния бывших друзей и партнеров, оставалось только хохотать. Когда-то эти люди, мужественно поджимая губы, хмуря брови, разворачивая плечи и совершая прочие убедительные телесные манипуляции, клялись в своей сугубой преданности, – естественно, не мне лично, но нашей работе, бизнесу, делу, приносящему нам всем большие деньги. Мне давали понять, что конфиденциальность будет сохранена под самыми страшными пытками.
Теперь я читал их показания, переполненные подробностями, упоминаниями об «оттенках», досужими фантазиями.
Веселье продолжалось недолго. Из полусотни томов ДЕЛА только несколько первых папок содержали протоколы показаний свидетелей и обвиняемых. Основной же объем занимали экспертные заключения. Обвинение неопровержимо доказало, что именно я, а не кто-либо другой, покупал фирмы-однодневки, именно я ставил на бумаге круглые печати, именно я подписывал своей рукой финансовые документы. Акты бухгалтерских проверок утверждали, что мои фирмы задолжали бюджету астрономические суммы. Другие экспертизы наглядно вскрывали весь путь похищенных миллиардов – начиная с казначейских счетов, через несколько транзитных пунктов в провинции, а потом и в столице, и далее – в банки Эстонии, Кипра, Австрии, Швейцарии...
Хорошо звучали и свидетельские показания иностранных банкиров. Генерал Зуев лично выехал в Европу и там упорно искал пропавшие деньги, переезжая из страны в страну. Кое-где ему пошли навстречу и предоставили всю информацию. В ДЕЛО были подшиты выписки, копии платежных поручений – хваленая буржуазная тайна вкладов оказалась фикцией. Европейские банкиры не хотели ссориться с Генеральной прокуратурой могущественной ядерной Империи. Особенно постарались финансисты Кипра. Вещдоки, изъятые в банках Лимассола, были исчерпывающими. Эстонские труженики калькулятора тоже не помалкивали.
Только в одной стране генералу Зуеву не сказали ровным счетом ничего, и уж тем более не допустили к клиентским счетам,– в маленьком государстве гномов, в стране шоколада и сыра, про которую знает всякий.
Читая о том, как и какими путями казнокрады вывозили из страны бюджетные деньги, прослеживая вслед за экспертами цепочки, я снова смеялся. Удивительно, но мой номер в цепочке посредников был – шестой.
Это хорошо бы обыграть на суде, думал я. Мой номер – шестой! Отлично прозвучит. Я не главный виновник, не организатор, не генератор идей, а всего лишь посредник. Мелкий исполнитель, использованный «втемную». Мой номер – шестой.
Сначала министр, потом его брат, потом крупный бизнесмен, приближенный к брату министра, и еще один бизнесмен, средний, приближенный к крупному. Далее – более мелкий бизнесмен, приближенный к среднему. Следующее звено – аптекарь. Наконец – я.
Банкир – шестерка.
1
– Мусор под решкой!!! – заорал я диким фальцетом, приблизив рот вплотную к щели между «ресничками», чтобы услышал весь Централ, и общий корпус, и «спец», и «тубанар», и больничка, чтобы на Дороге замерло все движение. – Мусор под решкой!!!
«Конь» натянут, как струна, но не рвется. Это первоклассный «конь», совсем новый, прочный, на его изготовление ушло четыре шерстяных свитера, и вдобавок в него вплетены несколько ниток толстой рыболовной лесы; для вящей прочности и лучшего скольжения он натерт воском и пластилином, и он пока держит. Несмотря на то, что с улицы «коня» тянет на себя контролер, а с нашей стороны крепко держат трое дорожников; я – один из них. Все грузы, увязанные на «коне», находятся вне камеры, я их вижу, но дотянуться – не могу.
Мне слышна самодовольная ругань надзирателя. Минуту назад он подкараулил прохождение грузов и забросил «кошку» – стальной крюк на крепкой веревке, и теперь намерен присвоить себе арестантскую почту.