Возникла пауза, почти двусмысленная. Девушка едва заметно покачивалась — по-мужски, с пятки на носок.
— Здравствуйте, Алиса, — вежливо сказал Знаев и слегка отшагнул назад. — Как вам у нас работается?
— Вполне, — смело ответила рыжая. Голос был негромкий, богатый обертонами.
— А точнее?
— Мне нравится.
Она опустила глаза. Испытательный срок окончился, и рыжая Алиса, по идее, должна была сейчас сильно нервничать. Вдруг ей объявят, что банк в ее услугах не нуждается? Однако ни взгляд, ни руки не выдавали ни малейших признаков мандража. Только ноздри раздувались. Судя по всему, не от волнения, а от желания вдохнуть побольше воздуха. В личной берлоге банкира воздух был охлажден, увлажнен, дважды очищен и обогащен кислородом. У многих визитеров через пятнадцать минут начинала болеть голова.
— Нравится? — переспросил он.
— Еще как.
Дерзкая, догадался банкир. Ничего. Сейчас мы ее обломаем. А по тому, как она себя поведет, и решим окончательно, нужна нам такая нимфа или не нужна.
Он взял с полки спичечный коробок. Раскрыл, высыпал на стол. Дорогостоящее полированное стекло и грубые кусочки дерева немедленно вступили меж собой в эстетический конфликт. Считай, в войну.
— Скажите, Алиса, сколько тут спичек?
Рыжая не удивилась или не подала виду — нахмурила брови и попыталась сосчитать взглядом.
— Не знаю.
— Хотя бы примерно?
— Наверное, сто.
— Подумайте.
— Меньше?
— Не гадайте, — жестче велел Знаев. — Просто внимательно посмотрите и скажите, сколько.
— Восемьдесят.
— Сорок пять, — объявил финансист. — Или около того. Ваше зрение вас обманывает, Алиса. Сорок пять спичек — а выглядит, как куча. Теперь слушайте: с временем происходит то же самое. Мы думаем, что у нас куча времени — а в сутках всего-навсего двадцать четыре часа. А в часе — шестьдесят минут. У вас, Алиса, очень простая работа. В банке около пятисот клиентов. Каждые два дня вы должны проверить пятьсот счетов. Взял человек наличные деньги со счета или нет, а если забрал — какую сумму и для каких целей. Одна операция — одна минута. Открыли, посмотрели, закрыли. Свою ежедневную работу вы можете выполнять примерно за четыре часа. А вы — не справляетесь за восемь… Почему?
Рыжая вздохнула.
— Наверное, я не успеваю.
— Это понятно. Но почему — не успеваете?
— Не знаю. Не получается.
— Давайте найдем причину, Алиса.
Хорошее, вкусное имя, подумал он. Его приятно произносить. В нем влага есть, и юмор, и это лукавое «с» в конце… Ей очень подходит. Рыжая лиса Алиса. Забавная девочка. Редкая. Нездешняя. Внешне — умница, а глаза блестят, зеленые, бедовые.
— Я не знаю, в чем причина, — удрученно сказала она.
— Зато я — знаю. У меня и фамилия такая — Знаев. Я все про всех знаю. Вы, Алиса, не справляетесь потому, что работаете слишком медленно.
Рыжая с покаянным видом надула щеки и шумно выпустила воздух. Согласна, мол. Ничего не поделаешь. Ровным тоном предположила:
— То есть я вам не подхожу.
Зря, подумал он. Зря я так. У нее вон синева под глазами. Не высыпается. Видимо, приезжает на работу издалека. Устает. Переутомлена…
А кто не устает? Кто не переутомлен? Тут банк, господа. Здесь имеют дело с самой важной, грязной и опасной субстанцией на свете. Об этом нельзя забывать. Кое-кого из тех, кто позабыл, уже закопали. А Сережа Знаев всегда помнил — и вот процветает. В меру, конечно, — но процветает. Учит жизни юных стройных девчонок.
Алиса ждала. Смотрела в пол.
— Скажите, — банкир вздохнул, — а вы не хотели бы работать четыре часа в день? Или нет — два часа? Сорок минут? А? Как вам? Представьте, что за сорок минут вы успеваете сделать то, что другие люди не могут за восемь часов…
— Заманчиво. Но трудно.
Произнеся «трудно», она чуть сузила глаза и поджала губы — как человек, действительно понимающий цену этого слова.
Банкир вздохнул.
— Хотите остаться у нас в банке — учитесь действовать быстро. Здесь все работают не за страх, а за совесть… Я примерно знаю, что вы сейчас думаете. Вот, стоит передо мной самовлюбленный дурак и говорит красивые слова, совесть упоминает и все такое. А реально хочет, чтоб я пахала, как лошадь…
— Я ничего такого не думала, — без особой искренности сказала рыжая.
— Неважно. Можете думать обо мне все, что хотите. Но я считаю свою контору уникальной. Мои люди работают мало, но быстро. И очень хорошо зарабатывают. Банк — маленький. Такое… заведение для своих. Текучка кадров — минимальная. Мы предпочитаем тщательно подбирать людей. И не расстаемся с ними без серьезных причин…
— Я буду стараться, — тихо произнесла рыжая. Знаев уловил насмешку. Забавно. «Я буду стараться». Как школьница у доски. Или, скорее, как спортсменка перед тренером. Накануне решающего матча. Конечно, ты будешь стараться. Куда ты денешься? Обязана стараться. Иначе вылетишь отсюда. Пойдешь работать в сберкассу за семь тысяч рублей в месяц… А если повезет — попадешь в коммерческий банк. Только не ко мне, а к моим конкурентам. В обычный банк. Где люди с утра до ночи в экраны смотрят и еще и на дом работу прихватывают. Туда, где подсиживают друг друга, где на людей кричат и раздают заведомо невыполнимые приказы.
— Дело не в старании, — сказал он. — А в понимании принципов. Я тут хозяин. И свое дело организовал в соответствии с правилами, которым следую с детства. Каждый в этом банке работает столько, сколько хочет. У всех семичасовой рабочий день, но если кто-то управляется со своими обязанностями, например, за пять часов — пусть гуляет. Справа за углом фитнес-клуб, слева — ресторан…
Проговаривая фразы, Знаев вдруг почувствовал, что совершенно не задумывается над их смыслом, а думает только о том, что ему хочется подойти и дотронуться. До предплечья. Или до щеки. Убедиться, что рыжая Алиса — реальность.
Кое-как совладав с собой, он поднял вверх ладони. Типа: «добро пожаловать в семью».
— В общем, я надеюсь, у нас все получится… Это все… Спасибо… Я вас не задерживаю…
— Когда меня научат? — вдруг спросила девушка.
— Чему?
— Ну… За два часа делать работу целого дня?
Знаев развеселился. Я в банкиры бы пошел, пусть меня научат. Интересно, помнит ли это милое создание хоть одну строку из великого пролетарского поэта? Сколько ей — двадцать два? двадцать три? У них же, современных, все неинтересно было. Они не носили красных галстуков.
— Не беспокойтесь, Алиса, — заверил он и посмотрел на часы, — вас научат. — Не удержался и добавил: — Я лично прослежу.
Она хорошо ушла. Как будто поспешила вернуться к своим. К ангелам, нимфам, к жизнерадостным ведьмам. Сделала шаг вроде бы вперед, затем резко повернулась на мыске ноги и подыграла бедром. Попкой то есть покрутила. Но покрутила как-то так честно, по-доброму; не кокетливо, не с определенной целью покрутила, а явно просто от избытка дамского драйва. Распахнула перед собой дверь на всю ширину и удалилась, напоследок продемонстрировав узкую, балетной прямизны, спинку и великолепные ярко-розовые подколенные ямочки.