Когда, стараясь ступать бесшумно, в очередной раз проник в залитую солнцем спальню — глаза Алисы были открыты, и она глядела на него задумчиво, почти печально.
— Доброе утро.
— Доброе, — ответила девушка севшим со сна голосом.
— Как поспала?
— Замечательно. Я бы и дальше спала. Всю жизнь бы так спала… — Она потянулась; Знаев залюбовался ключицами и шеей.
— Это кислород, — объяснил он. — Спи, сколько хочешь.
— Нет уж. Надо вставать.
Банкир присел на край кровати и пощекотал маленькую белую ступню. Рыжая издала нежный мурлыкающий звук.
— Тогда, — посоветовал он, — иди пока поплавай. Натощак. Дверь направо — к бассейну, налево — душ и туалет. Бери любой халат — они все чистые. Потом будем завтракать. На веранде.
— А ты, — еще раз потягиваясь, спросила Алиса, — почему без халата?
— Люблю быть голым.
— А мы сейчас… одни?
— Конечно. А кто еще здесь должен быть?
— Ну… Прислуга. Горничные там всякие… Или как это называется…
— У меня нет прислуги. Три раза в неделю, днем, пока я на работе, сюда приезжают специальные люди. Они убирают, стирают, проверяют технику, оставляют продукты — и исчезают до моего приезда…
— И ты тут всегда совсем один?
Знаев улыбнулся.
— Иди. Плавай. Потом поговорим.
— Хорошо, — послушно произнесла рыжая и убежала, шлепая босыми ногами по бамбуковым циновкам.
Банкир отдыхал всего два часа, в его голове слегка шумело, и ломило мышцы. Он вышел на пахнущую смолой веранду. Застелил стол свежей льняной скатертью. Недолго думая, принес из холодильника все, что есть. Перелил в кувшин молоко. Он никогда ничего не понимал в сервировке и считал излишними любые церемонии, сопровождающие процесс поглощения пищи. Наливая бензин в бак автомобиля, человек действует просто, без лишних движений — зачем превращать в сложный ритуал заправку топлива в собственный желудок?
— А кофе нет? — спросила гостья, появившись за его спиной.
— Я не пью кофе. Но мы сегодня же купим тебе хорошего кофе.
— Ты, наверное, не собираешься меня отпускать.
— Куда?
— Домой.
— Я, — с расстановкой сказал Знаев, — не собираюсь тебя ни отпускать, ни удерживать. Хочешь быть здесь, со мной, — будь со мной. Не хочешь — ради бога.
— А ты?
— Что «я»?
— Чего хочешь ты?
— Неважно. Мало ли чего я хочу. Садись. Кушай.
Алиса подумала и сказала:
— Судя по твоему дому, ты хочешь очень многого. Ты многое имеешь, а хочешь еще больше.
— Тебе понравился дом?
— Еще не поняла. Ты проведешь для меня экскурсию. Попозже.
— Разумеется.
— А зачем такие высокие потолки?
— Это моя слабость, — ответил банкир, застеснявшись. — В обычной городской квартире мне душно и дурно. Человек должен иметь над головой пространство. Чтобы пары дыхания уносились прочь, а не висели в метре от затылка, отравляя мозг… Особенно дети — они обязательно должны расти в обширных помещениях с высокими потолками. Только тогда они будут по-настоящему свободны. Поскольку пространство и есть свобода…
В несколько мощных глотков он осушил стакан с водой и с отвращением произнес:
— Низкие потолки. Маленькие пыльные комнатки. Шумные соседи за тонкой стенкой. Я ненавижу это. Я не хочу жить в тесноте. Такая большая страна — зачем жить в тесноте? Это глупо, неправильно. Как только я заработал какие-то нормальные деньги — сразу начал строить свой дом. Я всегда хотел такой дом. Просторный, чтоб везде был воздух и солнце…
Алиса слушала; ела со сдержанной жадностью. Не как голодный человек, а как очень здоровый человек. Банкир мысленно отругал себя за пафос, ненужный в это время дня — что еще за речи о ненависти и глупости? — и улыбнулся. Рыжая ответила приязненным взмахом ресниц.
В ней заметна была перемена. Девушка улыбалась редко и слабо, медленнее переводила взгляд с предмета на предмет и дольше его задерживала. Глаза, вчера безостановочно метавшие озорные молнийки, сейчас утратили яркость. Знаев решился и прямо спросил, что происходит.
— Не обращай внимания. Я с утра всегда такая. Тихая. А если ночь была бурная — я вдвойне тихая…
Банкир подумал, что у нее, судя по всему, давно не было мужчины. Может быть, месяц или даже два. Ночью гостья не показалась ему особенно искусной, но очень чувствительной; отзывалась на самые легкие прикосновения длинными стонами и содроганиями.
— А ночь была бурной? — спокойно уточнил он.
— В общем, да, — небрежно ответила Алиса и показала рукой вперед: — Что там?
— Лес. Вокруг всего дома — лес. Настоящий. Я его только слегка окультурил и проложил дорожки. Еще там есть гараж на три машины, домик для гостей и большой сарай для хранения всякого барахла, которое жалко выбрасывать… А подальше еще один сарай, там котельная и электростанция…
— По-моему, я объелась.
— Тогда пройдись.
— Прямо так? В халате?
— Можно и без халата. Лично я гуляю нагишом. Дикий лес, голый человек — очень правильная картина.
— А если кто увидит?
Знаев улыбнулся. Приятно быть гидом в собственном хозяйстве.
— Никто тебя не увидит. И не тронет. Здесь почти пять гектаров. Ты можешь бегать, кричать, стрелять из пистолета. Это тебе не Рублевка, где люди купят пятьдесят соток за бешеные деньги и потом всю жизнь слушают, как соседи за забором блюют, перепив «Хеннесси»… Пять гектаров! А вокруг — стена. И две сигнализации, и видеонаблюдение, и если кто-то решит залезть — через семь минут приезжает вооруженная охрана. Так что снимай халат и гуляй. Почувствуешь себя полубогом…
— Не хочу, — тихо сказала девушка и отвернулась. — Не хочу чувствовать себя полубогом.
— А ты попробуй. Вдруг тебе понравится.
— Вряд ли.
Знаев помолчал. Он понял. Новая подруга боится привыкать к хорошему. Боится именно того, что ей — понравится. Она опасается, что однажды придет срок возвращаться назад. В серую пятиэтажку, где лестницы пропахли кошачьей мочой. Вдруг она возненавидит тогда свой мир? И будет годами видеть во сне особняк банкира и его персональную дубовую рощу, надежно скрытую за высокими стенами.
— Я тебя понимаю, — сказал он. — Сделай вот что: ни о чем не думай. Живи здесь и сейчас.
— Я так не умею.
— А я тебя научу. Это несложно.
Он встал, обошел сидящую гостью, встал за ее спиной и положил ладони ей на плечи; вдруг они показались ему совсем хрупкими, почти игрушечными.