И тебе ясно тогда: нет никакой чести в том, чтобы вставить всему миру.

Но и не вставлять тоже нельзя. Иначе мир расслабится и решит, что может обойтись без тебя. А ты не согласен.

Тебе точно известно: мир не может обойтись без тебя. Иначе зачем тогда ты рожден?

2

Через десять минут после выезда на шоссе он понял, что за ним следят.

В соседней полосе движения, в пятидесяти метрах сзади, катил серый китайский «кадиллак». Не отставал и не приближался.

Савелий ездил быстро, любил и умел, но водитель серого седана тоже был мастер.

Пришлось набрать номер Мусы. Герц объяснил, что и как, продиктовал номер машины преследователей. Через две минуты Муса перезвонил.

– Их номер не пробивается, – спокойно произнес он. – Засекречен. Но ты не переживай. Точно могу сказать одно: это не государственные менты. И не полугосударственные. Частная контора. Сыскное агентство или что-то такое… В общем, в измене родине тебя не обвинят. А кому и как ты насолил – сам прикинь. И не вздумай отрываться, никаких шпионских игр, понял?

– Понял. – Герц улыбнулся.

Слежка – это интересно. Это возбуждает. Если за тобой следят – значит, ты живешь как надо. Слежки еще нужно удостоиться. За безобидным обывателем следить не будут. А ты – шеф-редактор влиятельного общественно-политического ежемесячника, и если за тобой пустили хвост, стало быть, уважают; стало быть, не так уж плох твой общественно-политический ежемесячник.

Следят – пусть. Следить за журналистом – старинный русский обычай. И не просто следить, а пасти – спокойно, почти в открытую. Чтобы клиент нервничал и боялся.

«А я не буду бояться и нервничать, – подумал Савелий. – Не дождетесь. Вы, наверное, думаете, я только на бумаге смелый, а в действительности – книжный червячок. Жаль вас разочаровывать, но придется».

Сначала он бросил машину. Свернул с эстакады возле новейшей башни «Бондарчук», нашел на пятьдесят пятом уровне супермаркет, припарковался на стоянке, двинул пешком. Уходить от наблюдения надо именно пешком, налегке. Ноги надежнее колес. На колесах вы не протиснетесь в узкую щель, не прыгнете, не повернете резко на сто восемьдесят градусов.

Вы умеете уходить от слежки? Я умею. Я Савелий Герц, мне пятьдесят два года, я выгляжу на тридцать пять – и я на движняке, господа. Я многое умею. Краем глаза вижу, как серый «кадиллак» резво катит вдоль сплошного ряда машин – парковка огромна, но свободных мест нет, граждане Москвы необычайно любят шопинг, особливо по утрам, – чтобы к обеду отовариться модными в этом сезоне горячими чипсами и засесть перед телевизорами «Соседей» смотреть… Вот филеры нашли местечко, первый выскочил, бежит, вертит головой, второй ставит машину, как положено, и догоняет. Тут мы их срисовываем. Выясняем внешность. Преследователи теряют преимущество анонимности. Да, их двое, и они, разумеется, андроиды: плечи крепкие, задницы круглые, движения ловкие. Морды гладкие; отсвечивают, как сортирный кафель. Суперсамцы, ни единого изъяна. Такие холеные мачо – если они живые люди – не работают в спецслужбах, в наружном наблюдении. Слишком легко одеты для промозглой московской осени, и одежда сидит как влитая, поскольку карманы пусты: андроид не носит с собой ни бумажника, ни блокнота, ни носового платка, ничего.

Возможно, они поняли, что раскрыты, – но ничего страшного. Наоборот, так проще. Спецоперация превращается в банальную погоню. Ну, погоня – громко сказано. От андроида нельзя убежать. Андроид не устает, и пот никогда не заливает его глаза.

Посмотрим, кто кого.

Кстати, Герц похолодел, а почему я решил, что они – филеры? Почему уверен, что мне не грозит, например, избиение? Или убийство? Сейчас эти двое загонят меня в безлюдное местечко и аккуратно ликвидируют. Влетит мне в затылок специальная нанопуля, которую потом невозможно будет найти в теле покойного. Загнанных журналистов пристреливают, не так ли?

А вот паниковать нельзя. Да и спешить тоже. Лучше приземлиться в уютном баре, вот здесь, – вытянуть ноги в теплом полумраке. Выпить чашечку кофе. Кстати, тут отличные кресла с подушками из квазиживых водорослей. Сделано все для упрочения персонального психологического комфорта клиентуры. За мной андроиды не сунутся – они не оцифрованы, не имеют под кожей государственного чипа… короче говоря, денег у них нет. Ага, правильно: внутрь не вошли, один пристроился напротив дверей, с понтом шнурок завязывает, второй – в двадцати метрах, талантливо сделал вид, что разглядывает витрину журнального киоска. Кстати, на самом видном месте сверкает там обложка свежего номера ежемесячника «Самый-Самый». Отличная обложка, Филиппок придумал: черно-белый, в стиле аскетических посткризисных двадцатых годов, портрет Анжелины Лолобриджиды. Глазищи, губищи, воплощенный секс.

Но Варвара лучше.

Зачем и кому я нужен? С какой стати за мной следить, если год за годом каждое утро я проделываю один и тот же простейший путь – из дома на работу? Хотят выяснить распорядок дня? Мой адрес, мои телефоны известны. Проще и быстрее – позвонить в редакцию, представиться вымышленным именем, задать несколько хитрых вопросов.

Организаторы слежки – странные люди. Безусловно, они умны, рациональны и явно презирают современные технологии. Принято считать, что в наши времена за гражданами следят при помощи нажатия кнопок: спутники, беспилотные вертолеты и так далее. Однако слежка со спутника стоит очень дорого и вдобавок возможна исключительно в ясную погоду, а слежка через милицейские системы видеоконтроля доступна лишь официальным структурам. Тот, кто решил пасти журналиста Савелия Герца, хорошо понимает, что старые добрые топтуны дешевы и эффективны и спрятаться от пары внимательных синтетических глаз гораздо сложнее, чем от спутников. Андроид не теряет концентрацию и никогда не захочет отлучиться по малой нужде.

Герц понял, что успокоился. Даже снял свой пижонский пиджак с болтающимися пуговицами. Кто они, организаторы слежки, уважающие старую школу? Кому я перешел дорогу? Допустим, в том же последнем черно-белом номере, в рубрике «Самый Опасный», стоит репортаж о судебном процессе над лесоторговым магнатом Степаном Прослойко, создавшим крупнейшую лабораторию по изучению стеблероста. Лаборатория активно действовала десять лет, однако ее сотрудники изобретали отнюдь не способы искоренения – очищали мякоть стебля. Господин Прослойко, светский лев и спонсор фестивалей классической музыки, оказался гадом и барыгой, его лаборатория в промышленных масштабах производила мякоть десятой степени концентрации. В итоге лев и спонсор получил пятнадцать лет, однако подельников не сдал, все взял на себя. И перед публикацией статьи на Савелия давили, рекомендовали не рисковать. Может, приятели барыги-миллионера решили припугнуть строптивого журналиста?

Чепуха, сказал себе Савелий, кинематографические бредни. Прослойко давно сидит в одиночной камере. Зачем мочить журналиста, если статья уже опубликована? Да и не станут эти упыри, травяные мафиози, унижаться до слежки. Послать бессловесного клона, чтобы задушил жертву в лифте голыми руками, – вот их метод.