– А где Федяй? – спросил Гоша.
– Чего тебе Федяй? – небрежно спросил предводитель. – Чего Федяй, если тута сам Митяй? Говори, чего тебе до меня.
– Дело.
– Ну.
– Землю твою хотим. От оврага до поля.
– Ишь ты. – Митяй оглянулся на своих бравых спутников. – Землю.
– За это даем… – Гоша поднял руку и стал загибать пальцы, – восемь ножей, пять топоров, одну бердану и пять раз по десять больших мер повидла. Вдобавок – бабу.
– Баба – это да, – степенно произнес молодой и бросил быстрый взгляд на Илону. – У батяни был?
– Был, – ответил Гоша. – Батяня твой не дал землю. Прогнал.
– Вишь как, – презрительно произнес молодой Митяй и оперся на палицу. – Впервой ты к батяне пошел, а уж потом ко мне. Это худо. Дурак ты. Надо было впервой ко мне, а я уж с батяней – сам… Эх, дурак.
– Прости, – сокрушенно повинился Гоша.
Дикарь покачал головой:
– Батяня, он – да… Он – это.
– А ты?
– А я, – строго сказал молодой и опять посмотрел на своих полуголых соратников, – сам на сам.
Соратники приняли горделивые позы.
– Знаю, – сказал Гоша. – Овраг – твой?
– Мой.
– А поле?
– Считай, мое.
– Дай землю. Меж полем и оврагом.
Дикарь с сожалением покачал головой:
– Не. Нельзя. Не дам. Землю не дам. Она моя. По ей хожу только я. И еще – Белый Лось. А тебе – никак нельзя.
– Она твоя и есть, – ответил Гоша. – Но мы сядем на ей и будем свое делать. Смекни, брат, сколь оно хорошо. Тебе бердану. Тебе бабу. Тебе патроны, ножи, повидло. А нам – землю.
Дикарь улыбнулся и оглядел Илону. Потом винтовку. И в том и в другом случае его глаза блестели одинаково сильно.
– Бердана, – сказал он, – оно, да… И баба тоже.
Он вдруг сделал неуловимое движение и в долю мига переместился на несколько метров вперед. Указал пальцем на Смирнова. Доктор попятился, но тут же выяснилось, что юного дикаря интересует не сам доктор, а висящий на его груди автомат.
– Скоропал, – твердо произнес дикарь. – И бердана. И баба. Пять раз по десять больших мер повидла. Пять туесов патронов. Два раза по десять ножей.
– Больно шибко, – возразил Гоша.
– Ага, – весело согласился молодой Митяй и посмотрел на соратников. Те заулыбались.
– Скоропал не дам, – твердо сказал Гоша.
Митяй пожал плечами:
– Скоропала нет – земли тоже нет.
– Не могу.
– Стало быть, и я не могу.
Гоша помолчал и сунул руки в карманы.
– Что ж. До завтрева, Митяй. Завтра опять будем говорить.
– Слышь, – остановил его молодой вождь. – А две бабы?
– Две нету. Есть одна.
– Эх, – добродушно вздохнул дикарь. – Врешь. В твоей деревне четыре раза по десять баб. Все белые, все медом пахнут. Нехудые бабы.
Гоша усмехнулся:
– У меня всего много. И бабы, и скоропалы, и ножи, и кой-чего еще. Давай землю – не прогадаешь. Мы тут надолго. Ты – тоже. Думай, Митяй.
Митяй поднял лицо к небу и сощурился.
– Не люблю, – весело сказал он. – Не люблю думать.
Через мгновение дикари растворились в чаще. Ни одна ветка не шелохнулась.
– Чингачгук херов, – с сердцем произнес Глыбов, извлек флягу и отхлебнул.
– Шпана, – пробормотал Муса и сплюнул.
– Нормальный парень, – хмыкнул Гоша. – Но автомат ему давать нельзя.
– Ему надо не автомат, а подзатыльник, – сурово ответил Муса. – А вот копья у них хорошие. Мне понравились. Серьезные копья. Я даже не ожидал, что у этих папуасов будут такие копья.
– Они охотники, – пояснил Гоша. – Они этими копьями лося за пятьдесят шагов бьют. Сам видел.
Муса пренебрежительно махнул рукой и повернулся к Илоне:
– Что, милая, как тебе местные мальчики?
– Ничего, – весело отозвалась Илона. – Только воняют. И еще, тут все время что-то летает и меня кусает…
– Это называется «комары».
– Больно, между прочим. Сделай так, чтоб не кусали.
Муса кивнул:
– Попробую.
Илона поежилась:
– А где здесь туалет?
– Везде, – презрительно ответил Глыбов. – Слушайте, давайте постреляем. Зря я, что ли, из Москвы летел? Там сейчас такая тоска. Я всю неделю мечтал сюда прилететь и отвести душу…
– Нежелательно, – ответил Гоша. – Завтра договоримся окончательно, заберем землю – тогда и постреляете.
– Ну вас к черту, – раздраженно нахмурился миллионер. – Муса был прав. Надоела ваша пещерная дипломатия. Ножи, повидло, Белый Лось, Худой Петух… Вы что, всерьез решили считаться с этими неподмытыми неандертальцами? Вы, господин Деготь, представляете себе, сколько я вбухал в вашу колонию?
– Перестаньте, – подал голос доктор Смирнов. – Не надо строить из себя благодетеля. Вам рекомендовали – вы вбухали. Если бы не вбухали – уехали бы на поселение. Вместе с этой девочкой. В Сибирь или даже дальше.
– Эх, доктор, – произнес Глыбов, явно задетый за живое. – Вам хорошо. Вы у нас неприкасаемый. Любую дверь ногой открываете. Ладно, считайте, что я заткнулся. – Миллионер нагнулся, сорвал бледный цветок, понюхал и отбросил.
– А что значит «неприкасаемый»? – Илона выговорила длинное слово по слогам.
Все повернулись к ней.
– Ой, – прошептала девушка, – я что-то не то сказала, да?
Глыбов и Гоша Деготь засмеялись.
– Неприкасаемый, – дружелюбно объяснил Муса, – это такой дядя, которому никто ничего не может сделать. Видишь дядю доктора? Это особенный дядя…
Смирнов скупо улыбнулся. Муса невозмутимо продолжал:
– Однажды, давным-давно, наш дядя доктор собрал в одном детском саду самых бездарных детей страны. И стал их учить. Дети были глупые, ленивые, но дядя доктор возился с ними так, будто это гениальные дети. Он вырастил их, выучил. Дал, в общем, путевку в жизнь. Эти дети не стали учеными, инженерами, изобретателями. Они не стали летчиками, космонавтами, моряками, врачами. Все они, до одного, превратились в успешных государственных чиновников. Сделали карьеру. Три последних премьер-министра – воспитанники нашего дорогого доктора. Поэтому наш дядя доктор делает что хочет, знает все государственные тайны и ему доверяют самые рискованные и трудные дела…
– Как интересно! – с чувством воскликнула Илона. – А кто такие «премьер-министры»?