Мысль о капсуле вернула Марата к действительности. Я не дикарь, вспомнил он, я не бродяга, достигший вожделенного Узура, я человек разумный, я пилот, заброшенный на окраину цивилизованной Вселенной. Моя задача — выжить, по возможности не навредив обитателям этой планеты. Меня найдут. Меня вернут в старые миры, накажут за проступки и отправят восвояси. Я не должен убегать.
Он понемногу сбавил скорость и остановился.
Жилец догнал его прогулочным шагом.
— Подожди! — крикнул Марат и поднял руку. — Стой! Я всё понял!
Старик покачал головой.
— Еще не всё, — басом возразил он, и его нога снова врезалась в живот Марата.
— Я понял, понял! Ты сильнее, я слабее, хватит! Давай поговорим!
— Дурак! — ответил Жилец. — Это и есть разговор!
И отвесил столь размашистую оплеуху, что Марат улетел к самой кромке прибоя; тут же его с головой накрыла зеленая пена.
Встал, выбрался на сухое — и опять побежал.
На третьи сутки впал в прострацию. Сила текла через тело бесконечно, неостановимо, заряжала мускулы, наполняла кровью ткани, даже член нелепо дыбился, но теперь щедрость силы не восхищала, а бесила Марата. Лучше бы иссякла. Лучше бы всё закончилось. Тогда можно упасть, задохнуться, поджать к животу сведенные судорогой ноги, разрешить себе стон, или крик, или мольбу о прекращении пытки. Его не Жилец пытал — над ним глумился сам Узур, легендарный Разъем, Кабель, источник молодости и здоровья.
На четвертое утро он круто повернул на запад, прочь от берега, и попытался спрятаться в скалах, но Жилец без труда отыскал его, швырнул, громогласно ругаясь, острый обломок гранита и сильно, в кровь разбил лоб; в несколько тигриных прыжков нагнал и выволок за волосы на берег.
На пятые сутки Марат подумал, что к ударам можно привыкнуть. Однако примерно та же мысль посетила и Жильца: на закате того дня он бил Марата особенно долго. Валил, потом разбегался и — ногой. Или хватал за шею, погружал лицом в песок и давил сверху. Потом старику надоедало, и пока он прикидывал, что бы еще придумать, Марат вставал и бежал дальше.
Как быть, если у тебя бесконечная сила, а у твоего врага — впятеро большая?
Сражаться бессмысленно, убежать невозможно. Можно было покориться, умолять, целовать ноги, но этого Марат никогда не умел.
В начале шестого дня они достигли окраины Города.
Первый встреченный ими абориген коптил рыбину на костерке, загородясь от ветра растянутой тюленьей шкурой. Увидев двоих голых гигантов, он вскрикнул от ужаса и бросился прочь. На шум из хижины выбралась его жена, и Жилец, оглушительно зарычав, тут же сорвал с нее набедренную повязку и набросился, вцепившись зубами в крупные груди. Абориген вернулся, крича уже не от страха, а от возмущения, но старик сломал ему шею одним коротким ударом, не прекращая фрикций. Женщина визжала, перекрывая грохот прибоя, и понемногу из засыпанных песком вигвамов стали выходить прочие дикари, судя по сонным физиономиям — община бхиу, безобидные поедатели крабов, соплеменники Митрополита, когда-то покорившиеся Марату без боя. Увидев непотребство, кто-то побежал к чувствилищу — доложить матери рода, и Марат понял, что ему следует исчезнуть. Остановить Жильца нельзя, а просто стоять рядом — бессмысленно, нелепо и опасно. Никто в Городе не знал, как выглядит Великий Отец, а вот его сына, Владыку, видели почти все. Но видели в славе и могуществе, в сиянии медных доспехов, в толпе жрецов и охранников, а не таким, как теперь: окровавленным и плачущим от отчаяния.
Стараясь не слушать вопли дикарей и сладострастный рев бывшего паралитика, Марат отошел в сторону, по огромной дуге обогнул пригороды с южной стороны, и когда добежал до Пирамиды, поблагодарил Кровь Космоса за то, что ни один из встреченных по пути аборигенов не успел испугаться.
Стражники у западного входа от изумления забыли упасть ниц, а спустя три секунды Марат уже был на самом верху. Здесь ему полагалось ходить медленно, сотрясая каменные плиты пола тяжелыми шагами, ибо обладатель высшей власти никогда и никуда не спешит, но власть, судя по всему, уже нашла себе нового хозяина; скользя мокрыми ступнями по гранитным прямоугольникам, бывший Владыка рысью метнулся через комнаты, отшвырнул замешкавшегося солдата внутренней стражи, всем телом налег на дверь, а когда задвинул за собой засов, понял, что не пойдет в капсулу, не станет налаживать связь и заниматься поисками оружия.
С пистолетом или без него — Жилец всё равно сильнее.
Издалека, перекрывая завывание ветра, донесся шум, кричали люди, много, вопли ужаса множились, пока не слились в единый звук, неприятный, как скрежет ножа по фарфору, и Марат, на ватных ногах подойдя к окну, заставил себя посмотреть вниз, на свой Город.
Он простоял у окна весь день. Наблюдал, как Жилец двигался от улицы к улице, сквозь хижины бедняков и ухоженные дворы богатых рыботорговцев. Путь его отмечался дымами пожаров и телами дикарей, подброшенными высоко вверх.
Кто-то стучал в дверь: генералы, или жрецы, или жены, или все вместе — но Марат не шевелился.
Иногда внизу сверкала медь — очевидно, зажиточные горожане, которым разрешено было иметь металлическое оружие, пытались защищаться. Иногда, если Жилец громил и разваливал очередное чувствилище, крики боли и ненависти становились особенно невыносимы. Одиннадцать племен жили в Городе-на-Берегу, одиннадцать чувствилищ сложены были из камней и тюленьих хребтов в разных его районах, и одиннадцать хоровых стенаний вознеслось к низкому пепельному небу.
Почти все они были рыболовы и плавали лучше, чем ходили. В спокойную погоду они бросились бы к берегу и попытались спастись в воде. Океан кормил их и одевал. Океан каждое утро выталкивал в небо их светило. Но сегодня океан был темен и зол, обрушивал на берег мутные волны и не желал защищать маленьких двуногих прямоходящих.
Потом всё кончилось. Крики превратились в плач, и Марат, обливаясь потом, повернулся лицом к двери.
Жилец мог войти потайным ходом, через комнату Нири, но сейчас был не тот случай. Семь лет — достаточный срок, чтобы понять: Великий Отец пойдет по парадной лестнице, через зал для приемов, через спальни жен.
Марат ждал новой серии криков. Даже опустил глаза, ожидая, что из-под двери потечет кровь. Ему казалось, что новый Хозяин Города убьет всех мужчин во дворце. Но воцарилась странная тишина, и пока тянулись минуты безмолвия, в голову вползла простая и свежая мысль.
Прыжок из окна. Хороший способ всё закончить.
Пирамида выстроена уступами, но если отойти к противоположной стене, сильно разбежаться и вылететь головой вперед — есть шанс набрать хорошую скорость и надежно приложиться виском о мокрый гранит.
Достойный финал, подумал он. Семь лет. Скольких я убил собственными руками? Будь за поясом пистолет, можно было бы посчитать. В обойме полторы тысячи зарядов, из них двести разрывные, каждый выстрел — одна смерть. А еще я стрелял в них зажигательными. И топтал носорогами. Мои воины вонзали в них копья, разбивали черепа томагавками и ломали кости дубинами. Нет, безумный Жилец тут ни при чем. Мне давно пора прыгнуть головой вперед. Мне, наверное, надо было сделать это сразу, в первый же день…