Семь стандартных лет. А что будет дальше? Новые модели кораблей каждые полгода? Каждый месяц? Нет, я не хочу назад. Оставьте меня здесь. В моих владениях всё происходило без спешки. Вот вам гребень костяной, пусть женщины причесывают волосы, а я пока посмотрю, как изменится жизнь после внедрения столь революционной новинки. А если внедряем кинжал медный, тут действуем с сугубой осторожностью: одновременно внедряем и медный нагрудник. Даем и средство нападения, и средство адекватной защиты. Я тоже не дурак. Дурак не стал бы живым богом…
Марат посмотрел на слабо светящийся потолок. Дыхание корабля было мощным и медленным.
Впрочем, всё наоборот. В живые боги метят только дураки. Умный останется собой. Человеком.
— Я готов, — сказал он. — Снимайте мнемограмму.
Киборг благосклонно кивнул.
— Снимем, конечно. Но нам нужны комментарии. Информацию надо расшифровывать. Нам нужны мотивировки, Марат. Нам нужны культурные алгоритмы. Зачем, например, вы проложили ров для нечистот прямо через центр города?
Марат засмеялся.
— Это канава дураков. Она отделяла богатых от бедных.
— Но тем самым вы усилили межклассовые противоречия.
— Не усилили, а прояснили и установили рамки. Это просто. Меж богатыми и бедными не может быть любви. При помощи канавы дураков мы заставили аборигенов проявлять свое презрение простым и безопасным для общества способом. Пошел, наложил кучу — вроде полегчало…
— Понятно. А двуединое божество? Зачем такие сложности? Местное население едва способно к абстракциям. Примитивный культ светила. Никакой метафизики, прикладная мораль… Нравственно всё, что помогает выжить… Они совсем дети, Марат… И вдруг им навязывается двуединый бог…
— Это мы не планировали. Так вышло случайно. Жилец… То есть Грин — он предполагал оставаться в тени и получать удовольствия опосредованно, через меня. Но потом мы нашли Кабель, Грин вылечился и сказал: ты сверкай, а я буду заниматься своими делами. То есть на меня, Владыку, ложатся все хлопоты по управлению, а он, свободный от забот, будет получать Фцо…
Дознаватель удивленно поднял брови.
— Давно не слышал этого словечка.
— Это его слово, — объяснил Марат. — Жильца. Происходит от русского «всё».
Киборг благожелательно кивнул.
— Немного не так. Сначала действительно употребляли слово «всё», потом оно трансформировалось в аббревиатуру ФСО. Что это значит, помнят только лингвисты. В новейшее время ФСО превратилось во Фцо и уже давно имеет хождение только в уголовной среде…
— Понятно, — сказал Марат. — И что же означает…
— Послушай, — перебил дознаватель, — ты хоть понимаешь, что никто из вашей паствы так и не поверил в новое божество?
— Да. Понимаю. Но мы с Жильцом… то есть с Грином… мы уже догадались. Сами, без вас. Вера — это жертва. Кто верует, тот отрывает часть себя. Ты веришь только тогда, когда отдаешь.
Гладкая физиономия киборга сложилась в гримасу задумчивости, очень естественную.
— Когда… — Марат перевел дыхание, — когда я просил Кровь Космоса о помощи, я обещал ей измениться. Пожертвовать частью своих сил. Я отдавал деньги, я держал посты…
Зачем я об этом говорю, тут же спохватился он, за все годы я не держал ни одного поста, а молился считаные разы, я грешник, и Кровь Космоса давно ушла из моих вен… Поэтому я, рожденный пилотом, сижу сейчас в боксе для допросов, а не в капитанской рубке.
Дознаватель явно заметил замешательство подследственного, но вдруг выпрямил спину и негромко, официальным тоном произнес:
— Извини, Марат. Я машина. Нам нельзя беседовать с живыми людьми на эти темы. Первая поправка к трем законам… Робот не может говорить с человеком о Боге.
Марат кивнул и ощутил досаду.
Он имел власть над тысячами мыслящих существ. Он сам был богом. Его называли Владыкой и доверяли свои жизни. Может, и не верили в глубине души, но молились и падали лицами в пыль, и в храме стояла статуя с его, Марата, лицом, и рядом с ней всегда курились благовония. Теперь — вот. Сказать, что это позорный финал божественной карьеры — значит, не сказать ничего. Бывший бог не удостоен даже допроса с участием живого следователя.
Впрочем, чиновник был хоть и не живой, но очень внимательный, он мгновенно всё понял и мягко произнес:
— Тебе некомфортно, Марат. Я вижу. Ты недоволен, что с тобой работает машина. Но таковы правила. У нас всё строго. Мы не занимаемся всякими мелкими бандитами. Или, допустим, угонщиками кораблей. Нам всё равно, где и что ты угнал, все эти твои фокусы с поддельными паспортами и тайными финансовыми транзакциями… Нас интересуют только преступления из списка «альфа». В твоем случае — незаконный контакт. Пока мы его не расследуем и не примем меры к устранению последствий вмешательства, ты будешь нашей собственностью. Отдашь нам все свои силы, всё время, всю энергию. Сообщишь всю информацию. Будешь работать, пока…
И электронный механизм надавил на воздух ладонями, как бы подушку взбил.
— Я заглажу вину, — пробормотал Марат.
— Твое раскаяние похвально. Только вина тут ни при чем. Вину определит суд. Представь себе, например, картину великого художника. Какую-нибудь «Джоконду». Допустим, ты берешь карандаш и подрисовываешь ей усы. А потом говоришь: «Извините, виноват, бес попутал…» Что изменит твое раскаяние? Шедевр испорчен — вот главное. Ты кричишь: «Да я сейчас возьму тряпочку, всё сотру, ногтем подчищу…» А тебе отвечают: «Нет, любезный! Эта картина написана тысячу лет назад, не прикасайся, ты только портить умеешь, а исправлять будет специалист…»
— Понятно, — мрачно сказал Марат и чуть отодвинулся, от запаха парфюма заболела голова. — Говорите, что я должен делать.
Дознаватель встал.
— Пока — ничего. Для начала мы составим точную ноосферную модель, просчитаем ее хотя бы на пять поколений вперед, это займет время… Произошло осквернение отдельного уникального мира, у целой цивилизации украдена невинность… Мы и сами пока не знаем, что делать. В данный момент… — киборг помпезно выпятил грудь, — у тебя свидание с родственником. Пять минут. По специальному разрешению с самого верха… Это первое и последнее твое свидание. Завтра ты поступаешь в полное распоряжение нашей службы… Так что советую говорить кратко…
— С кем? — спросил Марат, вдруг испугавшись. — С кем говорить?
Но дверная перемычка за спиной искусственного чиновника лопнула, в комнату шагнул розоволицый юноша в старом пилотском комбинезоне, босой, красивый, длинноволосый, очень расслабленный, почти полусонный, улыбающийся тонко и умно; посмотрел на киборга, как люди смотрят на киборгов — вежливо, но с превосходством, — и чиновник, быстро развернувшись, удалился деревянной походкой, причем дверь не сразу его выпустила; биомы недолюбливали искусственных людей.
— Привет, — тихо сказал юноша, всмотрелся в лицо Марата, улыбнулся, потом улыбка сделалась широкой, потом перешла в смех, и спустя несколько мгновений Морт уже хохотал в полный голос.