Потому что такая тишина была пострашнее скрежета и даже неудачи.
Не знаю, как другие, а я боюсь темноты и неизвестности, уж так устроен. Темнота здесь имелась – с излишком, если так можно выразиться. Неизвестность… Ну, та неизвестность, которая была до сих пор, несла в себе нотку предсказуемости, с трудом открою двери, пойду по коридору, выйду где-то у Ханха, измазавшись в земле и изрядно напугав подземных червей – всего и делов-то! Эта же неизвестность была иной, раз дверь открылась бесшумно, значит, этой дорогой кто-то ходит, и ходит довольно часто. Кто? Зачем? И не встречу ли я его там, в темноте?..
Ведь такие коридоры – несомненно, коридоры тайные – делают не для того, чтобы их рассекречивали. Кого «их»? А кого желаете – и коридоры, и создателей!
Н-да, подбросил мне господин повествователь козыры… А тем временем правила-то поменялись!
Однако же кто не рискует, тот не побеждает – аксиома, господа. И мне она была известна слишком хорошо, чтобы отступаться. «Играй как знаешь – и будь что будет!»
Я последовал за мышью.
Ход бежал передо мной, иногда заворачиваясь, словно преданный пес, которому порой нужно посмотреть в глаза хозяину, идет ли? не отстал ли? Фонарик у меня был маломощный, и, хотя я подзарядил аккумулятор, все равно на долго его б не хватило. Поэтому я старался экономить: уменьшил длину луча и яркость. Ну в самом деле, не тигры же здесь прячутся, под стенками!
Тигров не было. Изредка шебуршали мыши, пружинисто убегали от света, словно играли в понятную лишь им одним игру. Раздраженно шевелились пауки и мокрицы, уползая подальше от теплого сухого кружка, бегающего по полу и прыгающего на стены.
Хорошо строили. Добротно. Умели раньше.
Мысли были самые обыкновенные. Постепенно спадало напряжение, и лишь тяжелее становилась сумка. Спустя пару часов я остановился и перекусил. На некоторое время нести ее стало легче.
А вот идти – труднее. И раньше пол там был не подарок: вспучивался, как будто из-под него силились прорасти гигантские баобабы – сразу большие, а не тонкие ростки, кое-где приходилось перебираться через завалы. Так что моя похвальба неизвестным строителям коридора оказалась несколько преждевременной. И как только здесь ходят… те, кто здесь ходит?
Подобный вопрос грозил остаться без ответа, но, честное слово, я бы не обиделся. Однако же…
Однако же хотелось спать. И с каждым движением все сильнее.
В конце концов, я прошел достаточно большое расстояние. Кинуться – кинутся, но не найдут. Да и двери закрыты…
Но одно дело – решить вздремнуть, а другое – решиться на такое посреди заброшенного (хотя бы внешне) коридора, обжитого несчетным количеством разнообразных тварей. Еще, наверное, около получаса я брел дальше, пока не признал, что «уголка посуше» здесь нет – не существует. И тогда опустился на пол, прислонился к громаднющему валуну, невесть откуда взявшемуся посреди тоннеля, подтянул к животу драгоценную сумку с материалами и уснул – нормальным здоровым сном. Без кошмаров.
Когда по тебе ползают, можно и не проснуться. Все зависит от усталости – так сказать, в каждом отдельно взятом случае результат получится сугубо индивидуальным. А вот если тебя кусают…
Я проснулся…. Ну, на самом-то деле я вскинулся, заорал, как мартышка, и замахал руками, причем на мою ногу обручилась чья-то увесистая туша. Я снова заорал и отскочил.
Кстати, вокруг было абсолютно темно.
Н-да, «неповторимые воспоминания, которые вы получите в нашей гостинице, останутся с вами на всю жизнь»! Охотно верю.
Я постоял во тьме, тяжело дыша и постепенно приходя в себя. Потом полез в карман и достал из него фонарик. Включил.
Раздавленная мышь подрагивала лапками – как во сне. Рядом лежала «туша» – моя сумка «У страха бельма вместо глаз, но заго – богатое воображение», – давно почивший Исуур знал об этом еще семь веков назад, даже раньше. Я подобрал сумку (кажется, не погрызли) и сел, чтобы перекусить остатками фруктов, нагло стянутых мною вчера со стола.
Наши небось завтракают, проскользнула шальная мысль
Нет, ну прямо как в анекдоте: «А в тюрьме сейчас лапшу дают, с сухарями…»
В общем, съел я что осталось. И уже собирался дальше идти.
Кто не знаком с этим ощущением, тот не поймет. Но я был знаком. Вот уже, считай, две недели, изо дня в день.
Да как же это так?! Они же меня искать должны! А они внимают как ни в чем не бывало!…
Хорошо еще, что я сидел..
Сидел ли в кресле, бродил ли пойманным зверем по комнате – все равно, все равно неотступно думал. И хотя Талигхилл однажды уже сделал этот выбор, теперь он должен был повторить… должен будет… очень скоро… Когда?
Пресветлый не обманывался: причиной его нынешних терзаний и сомнений стала одна-единственная ночь с Тэссой, вернее, странное поведение воительницы после. Как будю она сама убоялась случившегося. Как будто Талигхилл сделал что-то, чего она совершенно не ожидала.
Но ведь…
Он мучился. Он в сотый раз вспоминал ту ночь, прокручивал в памяти то, что в ней, в памяти, сохранилось, – и не находил ничего обидного. И из этого делал вывод, что причиной хладности Тэссы – его решение, его план.
Но ведь…
Он твердо решил, что должен с этим разобраться. Может еще получится переиграть все по-другому. Например..
В этом месте мысли неизменно запинались. Он не нашел иного выхода много дней назад, в Гардгэне, не находил и теперь. И Талигхилл был искренен тогда, на колокольне, когда говорил воительнице, что ему нелегко сделать этот выбор между честью и долгом. Кажется, тогда она поняла его. Да что там, она же еще призывала правителя поступить именно так, как он собирался! Так почему?.
«Великолепный план, правитель». «Единственно возможный в сложившейся ситуации».
В ее словах ведь не было иронии.
Тогда – почему?
Однажды, шагая, по своему обыкновению, из угла в угол, Талигхилл внезапно для самого себя остановился перед зеркалом. Оно висело здесь, когда он только поселился в этой комнате, но Пресветлый лишь сейчас обратил на зеркало внимание. Вернее, на свое отражение.
Все тот же рослый тридцатилетний мужчина. Все те же широко расставленные голубые глаза, которые, правда, изменили свое выражение, скуки больше нет, да и вообще, грудно сказать о каком-то одном чувстве, глядя на них – возникает только ощущение небывалой раньше глубины. Поредел и свалялся пышный некогда хвост: волосы требуют внимания и ухода, а на это сейчас не хватает времени, да и возможности не те. Тонкие потрескавшиеся губы стянуты в одну плотную нить, чего раньше за ними не замечалось. А ведь прошло не так много времени.