– Хва, остынь, приятель… – засуетился боцман, – кэп тебе дело предлагает.
– Да пошел ты со своим делом, – огрызнулся Морган. – А ты, – он смерил Рока взглядом, полным злобного презрения, – катись отсюда, пока я тебе корму не разворотил.
– Ну ты, полегче, – резким тоном произнес Рок, – а то ведь я тоже могу засомневаться: может, ты про нас с Кристиной узнал да и продал нас Чеботарю, а теперь тут из себя сусального ангела строишь? А?
– Это ты мог так о Моргане подумать! – рассвирепел тот и пошел на Рока с кулаками.
– Слушай, Морган, ты не царь Давид и даже не этот… как его… Голиаф, – боцман преградил ему дорогу. Дудник, флегматично молчавший до этого, тоже встрепенулся. – Наш кэп – парень не из трусливых, к тому же единоборствами владеет, так что не стоит тебе на него с кулаками лезть.
– Так это Кристина так меня подставила, не ты? – спросил Рок.
– Она, Кристи, она самая, – ухмыльнулся Морган. – А ты думал как, поматросил и бросил?
Теперь Морган словно выступал с Кристиной единым фронтом. Злорадная мысль, что его любовница так жестоко и решительно поступила с Роком, была ему во спасение.
– Ну так что, будем бизнес делать или ты… – Рок опустил Моргану на плечо свою тяжелую руку. – Или ты из-за этой дряни расквасишься? Из-за какой-то юбки? Я тебя, честно говоря, Морган, не узнаю!
– Б… такая! – в бессильном отчаянии выругался Морган, который, кажется, смягчился. – Думаешь, я ей так это спустил?
Он поднял на Рока глаза. Из того, что был натуральный, текла длинная прозрачная слеза. Она терялась в пегой растительности, покрывавшей его впалую щеку.
– Деньги мне нужны, – он смахнул слезу и, резким движением отстранив Рока, вернулся на диван. – Выпьешь?
– Хорошо, – Рок уселся на диван.
– Червь, ты там пошебурши в баре, достань стаканы, Року, себе и Дудке.
– Вот это другое дело! – жизнерадостно рассмеялся боцман. – Вот это настоящий прежний Морган, отчаянный парень, а не чайка гнилая! Не какая-то там гиблая ламинария или тухлая мидия. Это полосатый кит, или нет, акула белая, чующая кровь за сто футов! – торжествующе изрек он.
От восторга его физиономия пришла в движение, порозовела и красные прожилки на носу стали еще заметнее, словно набухли. Боцман не мог спокойно относиться к перспективе выпивки, она бесконечно радовала его и вдохновляла, пробуждая в нем шквал красноречия. Он открыл бар, достал стаканы, чуть дунул в них для пижонства и поставил на стол. Морган тут же наполнил их.
– А закуси не найдется? – игриво посмотрел на Моргана боцман. – Не эту же мерзость нам жрать!
– Это кета, – одернул его Морган.
Дело в том, что еще в юности боцман переел лососевых консервов в поезде Новосибирск-Хабаровск. Есть в поезде, кроме этих консервов, было нечего оттого, что вагон-ресторан обслуживал солдат, ехавших служить надзирателями в дальневосточные тюрьмы. С тех пор боцман не мог смотреть на лосося. Забирать его у рыбаков он, конечно, мог, но питаться им…
– А ты пошарь в холодильнике, за ширмой, – кивнул Морган на разрисованную китайскими мастерами ширму.
– Угу, – боцман зашел за ширму и открыл холодильник.
Через минуту на столе появились салями, консервы из краба и банка мидий в горчично-майонезном соусе.
– Эта пакость для тебя, – скосил он насмешливый взгляд на Дудника и подвинул к нему мидии, – а это для меня, – кивнул он на колбасу. – Я разных там морских деликатесов не жалую… обожрался ими, еще когда ты, – толкнул он Дудника плечом, – в материнской утробе парился!
Наконец все дружно выпили. Червь на миг вынул сигару изо рта. Но как только поставил стакан на место и положил в рот кусочек салями, снова вставил ее в угол рта.
– Я даже догадываюсь, где эта потаскуха может быть… – горько усмехнулся Морган.
– На кой черт она тебе понадобилась? – ободряюще хохотнул боцман.
– Иногда хочется вот так взять за шкирку и проучить.
– Я тебя очень даже понимаю, – улыбнулся боцман, – но давай лучше обсудим, как нам пристроить ром.
– Есть у меня тут пара адресов, – хитро улыбнулся Морган, и Рок понял, что ловкий делец вновь обрел все свое пиратское хладнокровие и алчность.
* * *
Обсудив с Морганом детали сделки и расчетов, пропустив еще по стаканчику, Рок, Дудник и боцман покинули «Параллель».
Когда Дудник нажал на кнопку стартера и десантная лодка устремилась прочь от порта, в открытое море, боцман облегченно вздохнул.
– Нет, все же на суше я как на иголках, а здесь, – окинул он акваторию победоносным взглядом, – мой дом родной. Да и тебе, кэп, чую, на берегу как-то не с руки, а?
Рок молча улыбнулся и кивнул.
– Я даже с проститутками общаться люблю больше в «Кураже», чем в «Параллели», – добавил боцман. – Кому – качка, а кому – мать родна!
Минут через тридцать в черте архипелага появилась маленькая, едва уловимая взглядом точка. Рок взял бинокль. Сомнений быть не могло – яхта Феклистова. Эта белоснежная красавица носила гордое и поэтичное название «Лебедь» и, купленная за восемьдесят тысяч долларов, являлась предметом бесконечного любования для своего владельца, а равно и для тех, кто посещал ее каюты или видел, как, плавно рассекая пелену волн килем, она горделиво скользит в серебристо-серой дымке рассвета или на фоне ясной лазури.
– Так что же, – снова заговорил боцман, – он будет нашим союзником?
– Об этом рано пока говорить, – ушел от прямого ответа Рок, – но он пострадал от михеевской наглости…
– Михей и нас мог счесть наглецами, – усмехнулся Дудник, – ведь мы пустили на дно его товар.
– С волками жить – по-волчьи выть, – нашелся боцман. – Сколько от этой наркоты народу гибнет!
Он скользнул взглядом по лицу Рока. Рок помрачнел. Он сидел, уставившись неподвижным взором вдаль, туда, где, увеличиваясь на глазах, трепетало с каждой минутой все более прояснявшееся пятно. Наконец из его размытых контуров, словно цыпленок из яйца, выскользнули обтекаемые линии яхты. Спущенный, обмотанный фалом парус, конечно, не мог в теперешнем виде явить глазам свое реющее великолепие, но и один корпус судна, поражая стремительным изяществом линий, производил сильное впечатление. Освещенная полуденным солнцем, яхта горела перламутровым блеском, лениво покачиваясь на дремотной волне. С пронзительными криками кружили чайки, кусками серебра падая в море и снова возносясь в небо.
– Красотища, – оценил яхту Череватенко, – сияет точно бляха на ремне! Красота, знаешь ли, – обратился он к не столь восторженному Дуднику, – страшная сила, почище каземата будет! Как выстрелит в глаза – битый час ослепшим ходишь!
На палубе стояли два матроса. Потом один из них исчез – видимо, спустился в каюту. Вскоре он вернулся на палубу, а вслед за ним поднялся еще один человек. Это был Феклистов.