Ночь прошла без сюрпризов. Весь следующий день группа продвигалась в обычном режиме. Тетерева съели на обед. Пашке удалось подстрелить двух куропаток.
За обедом Егор сказал, что дальше он пойдет один. Вилен Михайлович напустил на себя обиженный вид. Он принялся уверять Егора, что после того, как они так сдружились, даже породнились, негоже прямо сейчас расставаться. Егор возразил, намекнув, что, мол, непонятно, зачем так глубоко забираться в тайгу, когда можно охотиться и в нескольких километрах от поселка.
– А мы, если пойдем в том направлении, – Вилен Михайлович указал пальцем на заросли багульника, – и выйдем к поселку. Я эту местность неплохо знаю.
Егору ничего не осталось, как признаться, что в поселок он и направляется.
– В «Надежду»? – с недоумением спросил Яковенко-старший, точно поблизости был еще один населенный пункт.
Егор кивнул.
Пока шли до поселка, Вилен Михайлович терялся в догадках. Первой его мыслью было предположение, что Кюкюр спрятал сокровища рядом с «Надеждой». Второй – что так далеко от Мирного Кюкюр за одну ночь не добрался бы. Третьей – сомнение: а что, если он спустя какое-то время перепрятал алмазы, вывез их подальше от Мирного?
У Вилена Михайловича засосало под ложечкой. В нем поселилась сладкая тревога. Что, если не сегодня завтра они выйдут к тайнику?! Он даже не стал думать, как нейтрализовать Егора, словно тот был априори согласен отдать все камни ему.
Яковенко-старший намеренно не реагировал на вопросительные взгляды Пашки, боясь выдать свои нечистые намерения. Егор мог заметить эту стрельбу глазами и почувствовать опасность.
Пока в груди у Вилена Михайловича клокотала надежда на скорое обогащение, мысли Егора вертелись вокруг «за» и «против» совместного с охотниками ночлега в поселке. Захочет ли вообще сестра Кюкюра оставить их в своем доме? А его самого, Егора, согласится ли она впустить в дом?
Егор знал, что условия края обязывают жителей оказывать гостеприимство. «Не обязывают, – поправился Егор, – а побуждают. Гостеприимство живет у них в крови». На это он и надеялся.
Общество охотников стесняло Егора, и он решил отделаться от них завтра. Если уж суждено ему вместе с ними заночевать у сестры Кюкюра, черт с ним, ладно. Но дальше он намерен был обходиться без их помощи.
* * *
Неудачно завершившаяся погоня за бежевой «Нивой» повергла Карагодина в уныние. Отзвонившись Шепелеву, он набросился на Эдика.
– Ну, чего расселся? Колесо я за тебя менять буду?! Вылезай, посмотри инструменты.
Менять колесо на снежной трассе да еще в темноте – удовольствие не из приятных. Хорошо еще, что было не слишком холодно. Минут через сорок «УАЗ» стоял ровно, как и прежде.
Когда вернулись к столовой, навстречу машине как бешеный метнулся участковый. Он уже было бросился в погоню на другом «УАЗе».
– Ты чего, шкура, – распахнул он дверку «уазика», за рулем которого сидел Карагодин, – машину захотел угнать?!
Он ухватил Николая Павловича за отвороты тулупа и потянул на себя, пытаясь вытащить из машины.
– Остынь, служивый, – ударил тот его по рукам. – На вот, держи, – он сунул ему две стодолларовые купюры. Это пока я добрый. Может, хочешь посмотреть мое служебное удостоверение? – добавил он.
Насчет удостоверения он, конечно, лукавил, он сдал его еще несколько лет назад, когда увольнялся из органов, но упоминание о нем подействовало. Сыграли свою роль и шуршащие зеленые бумажки. А также тон, каким Карагодин научился разговаривать за годы службы.
Лейтенант засуетился, забегал вокруг «уазика». Заметив пулевые отверстия, снова заныл.
– Кузов попортили…
– На, подавись, – Карагодин протянул ему еще сто баксов.
– Только хамить не надо, – пробормотал лейтенант.
Из здания столовой вышли и молча стояли на крыльце Владик и Белый. Пилот почему-то прятался за их спинами, хотя в происшедшем он был виноват меньше всех.
Неожиданно вдалеке запрыгали фары приближающегося автомобиля. Через минуту огромный черный джип остановился возле собравшихся. Из джипа выбрался водитель Шепелева – Гурьянов и незнакомый Карагодину мужик. Карагодин пошел им навстречу.
– Это техник, – Гурьянов ткнул пальцем в мужика. – Там в багажнике кое-какие запчасти.
Карагодин не стал долго объясняться с техником, оставив его на попечение пилота. Оставив им деньги на случай, если еще что-то понадобится, он вместе со своей командой погрузился в «Линкольн».
* * *
С Шепелевым он встретился на следующее утро в его кабинете. К удивлению Карагодина, начальник был не так сильно раздражен, как обычно. Глядя на осунувшееся лицо начальника охраны, Шепелев весело рассмеялся. Это еще больше насторожило Карагодина. Он подумал, что его босс тронулся умом из-за этих алмазов.
«Все, – решил Карагодин, – крыша поехала». Он с ужасом думал, что может еще выкинуть его ненормальный шеф, если и в здравом уме он орал как сумасшедший. Но босс повел себя довольно корректно.
– Что, Палыч, – со спокойствием удава глядел на него Шепелев, – снова полярник тебя провел?
Карагодин всплеснул руками и хотел было начать с заготовленной фразы, но Шепелев вызвал секретаршу.
– Нина, сделай-ка нам кофе.
Пышнотелая хохлушка с коротким каре и в не менее короткой черной юбке, лихо развернулась и вышла за дверь.
– Значит, так, – Шепелев поднялся и направился к шкафу, где хранился коньяк, – дела идут паршиво, – резюмировал он, – но могли быть и хуже.
Он достал бутылку, два стакана и наполовину наполнил их коньяком. На этот раз он сам подал стакан Карагодину, чем удивил того еще больше.
– Да не трясись ты, Палыч, – поднял он свой стакан, – давай лучше выпьем.
Начальник охраны привстал со своего стула, чтобы чокнуться с боссом. Они выпили, Шепелев налил еще. Нина принесла кофе на маленьком серебряном подносе и поставила на стол.
– Что-нибудь еще, Семен Никанорыч?
– Нет. Вали. – Он смачно шлепнул ее ладонью по туго обтянутой заднице.
Она только шевельнула бедрами и, хихикнув, выскочила в приемную. Семен Никанорыч тоже плотоядно хохотнул и вдруг посерьезнел.
– Ты пей кофе-то, пей, – сказал он, поднимая стакан, – только давай сперва еще по соточке.
Выпив еще, он снова занял свое кресло и придвинул к себе чашку.
– Давай подытожим, что мы имеем на настоящий момент, – сухо произнес он. – Вертолет с ОМОНом и майором, это раз. Захаров это два. Да, еще Димыч, это три. Ну, с ним все понятно – напоролся на зверя. И четыре – это то, что ты упустил полярника, когда он несколько раз был у тебя в руках.
Карагодин сжался, ожидая очередного разноса. Но разноса не последовало.