Смолин успел прикинуть: всех картин они за одну ходку не смогли бы прихватить, наверняка собирались возвращаться еще раз, то-то свет в кухне остался – там, надо полагать, и остальное дожидается, столь же тщательно свернутое, ну, тем лучше, улики налицо…
Он достал из кармана брелок, парный к тому, что оставил Фаине, нажал кнопочку и убедился по миганию красного огонька, что штучка работает. Тем временем произошло то, чего и следовало ожидать: тот, у которого оба уха остались здоровехонькими, даже не замедляя шага, ленивым голосом посоветовал Кузьмичу убираться по семиэтажному адресу – и хладнокровно двинулся к машине.
– Нет, вы постойте, гражданин! – ухватил его Кузьмич за локоть.
Парень высвободился сильным рывком и процедил:
– Ты что, старый, давно мордой об забор не прикладывался?
Самое время было вступать в игру. Смолин быстро сделал четыре шага, непреклонно отодвинул в сторону разохотившегося Кузьмича, явно намеренного продолжать склоку не игры ради, а по велению души. Сказал с расстановочкой:
– Нехорошо, ребятки, оскорблять такими словами заслуженного человека… Нехорошо…
Дашенька, узнавшая его моментально, издала нечто вроде испуганного писка. Парнишки реагировали гораздо более шустро, оба отпустили свертки, упавшие на асфальт, собрались было что-то предпринять…
Используя преимущество в пару секунд, Смолин кулаком влепил доброму знакомому аккурат по прикрывавшей ухо повязке – что есть мочи и качественно, так что раздался чрезвычайно болезненный вопль. Тогда Смолин с большим удовольствием пнул ценителя прекрасного пониже пупа, но повыше причиндалов и, когда тот согнулся, добавил кулаком по макушке. Второй тоже не успел рыпнуться: за спиной у него возник Фельдмаршал, пнул в сгиб колена и сложенными ладонями врезал по затылку, так что обормот головой вперед улетел в кусты, в каковых и увяз с превеликим треском.
За спиной уже скрипели тормоза, и Смолин, спокойно обернувшись, узрел, как из размалеванного соответствующими надписями и эмблемами жигуля выскакивают доблестные частные охраннички, на совесть экипированные и вооруженные. Показав им безоружные руки, он произнес внятно:
– Все в порядке, ребята, это я вас вызывал, объект шестнадцать тире семь, на гражданочку Бедрыгину оформленный…
Вся его команда, включая Кузьмича, тоже вела себя чрезвычайно примерно и законопослушно: стояли смирнехонько – как, впрочем, и Дашенька, настолько ошеломленная калейдоскопической сменой эпизодов, что замерла на бетонной приступочке подъезда с двумя толстенными рулонами под мышками. В кустах все еще ворочался, пытаясь оттуда выбраться, ударенный Фельдмаршалом – а тот, которого приласкал Смолин, так и сидел на корточках, согнувшись в три погибели и издавая непритворные стоны.
Охранники бдительно присматривались к ним, целя из «Сайги» и двух пистолетов непонятного пока предназначения. Один, видимо, старший наряда, наконец скомандовал:
– Всем не двигаться! Сейчас разберемся…
Совсем неподалеку вдруг вспыхнуло ожесточенное мельтешение огней, красных и синих. Две милицейских машины, заливая ночную улицу вспышками, подлетели с двух сторон, затормозили с визгом и скрежетом – потрепанные луноходы, видавшие виды, – и оттуда повалили целеустремленные стражи порядка, по своей милой привычке вопившие, дабы их, паче чаяния, не перепутали с пожарными:
– Милиция! Всем стоять!
Давненько уж Смолин не помнил, чтобы он при виде милиционера испытывал такую радость. Он стоял, блаженно ухмыляясь, уже понимая, что первый раунд он все-таки выиграл.
Подполковник Пряхин, кряжистый и степенный, показался из-за спин своих подчиненных, успевших взять в кольцо всех присутствующих (в том числе и частных охранников). Неторопливо, вразвалочку, подошел к Дашеньке и вкрадчиво осведомился:
– А что это у вас, девушка, такое?
Дашенька таращилась на него с несказанным ужасом, как птичка на гипнотизирующую змеюку, ее смазливое личико не отражало и тени мыслительных процессов – один нерассуждающий страх. Жаль, что телепатии на свете не существует и она не могла услышать обращенную к ней мысленную реплику Смолина: «Ну что, сучонка? Думала, это такая веселая и выгодная игра? Вот и побарахтайся теперь, паскуда…»
Что бы там ни было, а первый раунд он выиграл.
…Уже давным-давно рассвело, и время приближалось к шести утра, когда Смолин медленно ехал по узкой улице своей «деревеньки». Временами он отчаянно зевал – но имел все основания собой чуточку гордиться. В милицейский протокол вся эта история попала именно в том виде, какой он предварительно и запланировал: добропорядочные граждане, числом трое, засиделись в гостях у своего старого знакомого, военного пенсионера Кузьмича – и, заметив нехорошее шевеление в квартире их общей знакомой гражданки Бедрыгиной – каковая, о чем им было прекрасно известно, находится в больнице, – встревожились и решили исполнить свой гражданский долг, то есть проверить, что это за личности ночной порой болтаются по старушкиной квартире. Ну, и оказалось, что личности данные (две – мужского пола и одна – женского) в первом часу ночи выносили из квартиры помянутой гражданки немалое число картин, представлявших немалую материальную, а также культурную ценность. Что было засвидетельствовано как сотрудниками частного охранного предприятия, так и сотрудниками милиции, по чистой случайности оказавшимися на месте происшествия. Другими словами, почти ничего и не пришлось придумывать – следовало лишь кое о чем умолчать. Как там у Сименона? Судья не солгал, но просто не сказал всей правды…
По совести говоря, Смолин и не надеялся, что хоть кто-то из троицы будет посажен или хотя бы судим. Наверняка тот, кто их послал на дело, заранее позаботился о «легенде» – и теперь будет отмазывать своих со страшной силой. Этот кто-то – человек, следует думать, неглупый…
Польза тут в другом. Во-первых, выручая завалившихся, наш неизвестный в той или иной степени себя засветит – появятся ниточки, следочки и тому подобное. Во-вторых, этот Пряхин, по заверениям Равиля, мент толковый, а троица наверняка в жизни не сидела напротив хваткого мента, умеющего раскручивать и не таких щенков. Сгоряча, растерянные и перепуганные, они обязательно сболтнут что-то лишнее – отсюда тоже может произойти некоторая польза…
Одним словом, ситуация перестала напоминать шараханья вслепую в густейшем тумане. Хоть какая-то, да определенность появится и…
Смолин, аккуратно притормозив у своих ворот, прямо-таки вытаращил глаза. Нет, ему не примерещилось – на лавочке у палисадника и в самом деле сидел не кто иной, как Кот Ученый, еще с вечера напрочь пропавший из поля зрения команды. Выглядел он не просто безмятежным – довольным жизнью, прямо-таки кайфующим. Рядом с ним стояла туго набитая сумка, а в руках у ученого мужа был двухлитровый баллон пива, из коего он со смаком прихлебывал. Из машины Смолин видел через невысокий боковой забор палисадничка, что Катька разлеглась напротив ворот, вытянулась в струнку, задумчиво и бдительно наблюдая за странным гостем, оккупировавшим лавочку.