Тело дернулось и обмякло.
– У него разорвана сонная артерия, – сообщила она, поднимаясь с колен. – Работа вампира. Совсем свежая, и очень грязная.
– Он говорил, что может подчинять своих обращенных, – вспомнил я. – Должно быть, этой ночью он насосался крови на десять лет вперед – и получил маленькое войско самоубийц.
– До ужаса живучих, кстати, – пробормотал Марвин. – Было дело, мы…
Он осекся. Над нами словно проплыло темное облачко. В таких случаях принято говорить «тихий ангел пролетел», но этот вестник был скорей всего копытен и рогат. Похожие ощущения вызывает нарушение магического поля… например, когда снимают защиту с очень мощных, а значит – небезопасных артефактов.
– У нас мало времени, – первым опомнился Гром. – Нагеров, Гримальчич – вперед. Аоэллин, Марвин – тыл. Девушки – магическое прикрытие. Мы с вами, господство…
– Иду первым, – решительно заявил я.
– Почему? – хором осведомились Гром, Арина и, как ни странно, Йох.
Я на пробу перекинулся туда и обратно. На освященной земле это требовало некоторого усилия, зато я полностью управлял превращением.
– Меня гораздо тяжелее убить, – объяснил я.
Гром пожал плечами.
– Хорошо.
Мне бы в «Вихрь» таких начальников – чтобы не лезли со своим мнением и не мешали работать.
Кормильцев, понял я, совершил естественную ошибку. Ему следовало разместить своих подручных в вестибюле здания, запечатав его наглухо. Вместо этого он поставил их в последнюю линию обороны, выключив лифт. С точки зрения секретности это решение было верным – но до секретности ли, когда пол-Москвы вот-вот ухнет в тартарары?
В результате новосозданным кровососам пришлось занять позиции на обзорной площадке. Судя по всему, сам Кормильцев засел выше – у колокольной батареи, куда вели две лестницы, довольно широкие – надо полагать, чтобы управляться с десятками колоколов, требовался целый полк звонарей, не по стремянкам же лазить этой ораве. Проблема состояла в том, чтобы к лестнице пробиться.
Вампиры открыли огонь сразу же, едва хлопнула дверь. Заклятья летали вспугнутыми голубями, разбиваясь о защитные магические стены. Когда «пламенный урей» поцеловал стену на волосок от моего уха, я счел за лучшее вжаться в пол.
Гром тяжело шлепнулся рядом.
– Возраст, – пропыхтел он. – Сказывается. Дальше – куда?
– Вверх, – пропела Арина. Лоза в ее руке пылала, будто факел.
– Легко сказать… – начал я, и тут у Гримальчича сдали нервы.
– Порешу, суки! – взвыл он, вскидывая к плечу картечницу. Декоративная колонна, за которой прятался очередной стрелок, рассыпалась в щебень, щедро сбрызнутый темной гнилой кровью.
В следующий момент три «урея» метнулись к нему. Я выстрелил навскидку раз, другой, перешибая ледяными молниями пылающие тела волшебных змей, но одна все же достала, ударила клыками, прежде чем не теряющий хладнокровия Нагеров сбил товарища с ног.
– Гром, – рявкнул я, – прикройте меня!
Вскочив, я метнулся к самому наглому стрелку. В глубине души опять заворочалась серая клыкастая ярость, но я обуздал ее. Тело преобразовалось не до конца – обострился нюх, звериной силой налились мышцы. Стрелок не успел даже обернуться, прежде чем ледяной заряд разнес ему череп.
– За мной!
Гром проворно припустил следом, паля во все стороны. Рушились декоративные колонны, даже несущие стены вздрагивали от ударов заклятий. Нагеров тащил на плече обеспамятевшего гоблина, Аоэллин и Марвин прикрывали их ловко, точно на учениях. Мы почти успели добраться до ближайшей двери с табличкой: «Посторонним вход воспрещен. Нарушители подлежат вечному проклятию», когда из какой-то каморки на подмогу вяло отбивающимся защитникам хлынула целая орда упырей.
– Ложись! – гаркнул Тандыров, и тут же сам последовал команде.
Огненные змеи расчертили сажей ограждение. Участок магического щита замерцал, теряя силу.
– Зорин! – проорал полковник. – Бегите! Вперед! Мы вас прикроем!
Ярость переполняла меня. Ледяной разряд из трофейного жезла выбил дверь; захрустели под ногами промерзшие щепки. Я поднимался по лестнице, посылая перед собой один комок стыни за другим. Изморозь густым слоем покрыла стены, воздух на пути «кулаков» отвердевал синей крошкой, обжигал ноздри.
Шестое чувство предупредило меня – обернувшись, я пронзил очередным выстрелом бывшего охранника из «Эфы». В такой близи заряд не поглощался телом, превращая его в ледяную статую, а проходил насквозь. Изувеченный труп еще извивался на ступеньках, пытаясь дотянуться, когда я ударом ноги вышиб последнюю дверь. От мороза петли раскрошились при первом толчке.
Упырь стоял на отдельной площадке, поодаль от батареи малых колоколов – малых только в сравнении с Генсек-колоколом, что колыхался в звукоустойчивой клетке ярусом выше. На самом деле кремлевский Царь-колокол и в этой компании смотрелся бы бледно.
Вампир склонился над громоздким приспособлением, которое я с первого взгляда принял за верстак. Только когда Кормильцев разогнулся, я понял, что это и есть рама для печати, деревянная – вольфрамовые половинки Знака уже стоят в направляющих. Упырь закладывал пороховые заряды, которые должны столкнуть элементы печати на долю секунды.
– Все-таки не успел, – пробормотал непокойник, глядя на меня со снисходительным раздражением, как на щенка, в сто десятый раз напрудившего лужу посреди ковра. На площадке дул пронзительный ветер, но слова Кормильцева благодаря какому-то выверту акустики доносились вполне отчетливо.
Я выстрелил.
Ничего не случилось.
– Неужели вы думали, что будет так просто, Валентин Павлович? – осклабился Упырь.
– Хватит паясничать, господин Кормильцев, – проговорил я с напором. – Сдавайтесь.
– Чего ради? – Ловкие белые пальцы привязали кусок бикфордова шнура к набитой порохом матерчатой колбаске заряда. – Чтобы меня приговорили к развоплощению в судебном порядке? Нет, господство, я предпочитаю уйти гордо. Даже если вы остановите меня… все лучше, чем вымаливать снисхождение у дюжины упаковок колбасного фарша с гордым именем «присяжные».
Он уложил заряд на место, потом повернулся ко мне. Плащ, дотоле тяжело свисавший до пола, вдруг разметало ветром, будто перебитые нетопырьи крылья.
– Вы и ваш приятель сорвали мой план, – прошипел он. – Но радоваться вам недолго.
Я подумал было разговорить его, переубедить, но посмотрел в глаза и понял – бесполезно. Ничего человеческого в Кормильцеве уже не осталось.
Жезл не действовал – я для пробы еще пару раз надавил на спуск, но все было тщетно. Бросив оружие, я скинул кафтан, поеживаясь на холодном ветру, и призвал гнев.
Переход был как никогда краток. Только что я смотрел в алое пламя зрачков Упыря, и вот уже тусклые огоньки потеряли цвет, уходя вверх. Я встряхнулся, выбираясь из остатков одежды, и прыгнул.