– Тогда понятно, – изрек Сергей, вдавливаясь обратно в сиденье.
Я покосился на него, потом перевел взгляд обратно на Кейт.
– Мне непонятно, – сообщил я ей. – Рассказывайте.
– А что, собственно, рассказывать? – искренне удивилась она.
– Что это за лагеря такие? – уточнил я. Кейт устало вздохнула.
– Вы когда-нибудь слышали такую фамилию – Хайнлайн? – ответила она вопросом на вопрос. – Эр-Эй Хайнлайн, адмирал морской авиации?
– Точнее, адмирал в отставке, – кивнул я. – И не надо, пожалуйста, произносить эту фамилию с таким пафосом. Может, как говорил унтер Кащенко, в вашем болоте он и фигура, но с нашей сопки – вовсе даже так себе. – На самом деле Кащенко выражался куда более затейливо, но воспроизвести эти эпитеты даме я не рискнул, даже будучи в раздражении. – Приходилось читывать пару его статей во французских журналах. Да и наши, кажется, переводили. Занятно. Хотя, по-моему, его иногда слишком уж… заносит.
Кейт скрипнула зубками.
– Так вот, – продолжила она, – после аргентинской войны, которую мы…
Я начал открывать рот, но натолкнулся на совершенно бешеный взгляд голубых глаз, и язык мой совершенно самостоятельно выкрутился в «не совсем удачно закончили».
– Продули вдрызг!.. Адмирал выдвинул идею, что разгром произошел по вине совершенно недостаточной подготовки военнослужащих.
– Что, в общем-то, верно…
– И что для устранения этого недостатка необходимо всячески усилить эту самую подготовку, а особенно допризывную.
– Что тоже логично, – осторожно заметил я.
Меня не покидало смутное чувство, что вот-вот прямо сейчас я услышу нечто ужасное. Все эти хорошие идеи… известно, куда ведет вымощенная ими дорога. У нас на Руси подобные мыслишки тоже сплошь и рядом выводят в жизнь через известное место, но последствия облегчает то, что приказ на выполнение доходит до последней инстанции, а та преспокойно идет спать.
– Логично, мать вашу?! – взорвалась Кейт. Я судорожно втянул голову в плечи, краем сознания удивившись отсутствию свиста разлетающихся осколков.
– В эти гребаные лагеря, – продолжала шепотом орать Кейт, – загребали всех, кто мог самостоятельно ползать от кровати к двери. На месяц в год, начиная с четырнадцати. И измывались над ними так, что и в страшном сне не привидится. Эти сумасшедшие кроссы по грязи, еда никакая – вечно полуголодный, сержанты-садисты – где они только набрали столько психов? – муштра с утра до вечера. Сколько ребят оттуда калеками повыходило. Мне знакомые мексиканцы рассказывали, что они лучше год в нормальной тюрьме отсидят, чем один месяц в этом аду.
Кейт нервно затянулась очередной сигаретой.
– Мне еще повезло, – добавила она, – что популяры тогда были не в чести, а о Форде с его идеями равноправия полов и вовсе почти никто слыхом не слыхивал. А то как пить дать загремела бы в какой-нибудь батальон по поднятию морального духа.
– Да уж, – совершенно искренне посочувствовал я. – Сущий кошмар.
Кейт с подозрением уставилась на меня.
– У нас-то все намного легче, – продолжал разглагольствовать я. – Всего-то три недели летом. Ну, правда, еще по неделе в квартал, так что за год как раз полтора месяца набегает.
– А?
Господи, как все-таки радостно услышать этот звук от кого-нибудь другого!
– И кроссы. Сколько они там бегали?
– По две-три мили каждый день, – автоматически ответила Кейт.
– Это пять-десять верст, – уточнил я. – Ну да, за неделю далеко убежать можно. А у нас всего-то раз в неделю. Верст пятнадцать… по лесу… в полной выкладке… за три часа.
Впрочем, на действительной лесные пробежки мы довольно быстро начали любить. После того как наше доблестное командование решило побаловать нас разнообразием. Воистину велика Россия, да и пустыня Гоби немаленькая. Сверху – 40 в тени, да поди ж ты найди эту тень. Снизу – песочек. А после первых ста метров этот песочек уже везде – в обуви, в глазах, в ушах, даже в… Короче, везде!
И тенистый лес после этого – райские кущи.
– А вот с едой – это они, конечно, зря. Я понимаю, что стандартный армейский рацион – это конина с крольчатиной, пятьдесят на пятьдесят, но все же…
– Как-как? – Кейт все-таки купилась на эту апокрифическую армейскую шутку, чем я не замедлил воспользоваться.
– Ну, как же, стандартная пропорция – пятьдесят на пятьдесят. Одна лошадь, один кролик. Вот нас кормили баранами.
– Похоже, – процедила Кейт, – ваши повара переборщили… слегка.
– Переборщили? – возмутился я. – Это еще очень слабо сказано. Мы эту баранину во всех видах… ели. Просто удивительно, чего с ней выделывал наш полковой кашевар Круль, пытаясь добиться только одного – чтобы она не была похожа на баранину. Мы тогда живо поняли матросов печально известного первого «Потемкина». До бунта, правда, дело не дошло – начались занятия по индивидуальному выживанию, и всем резко стало не до меню. Поймал лягушку – скажи спасибо, что в желудке не хлюпает. Лягушки, между прочим, у наших союзников деликатесом считаются, а вы, дурни, их за так трескаете. И слизни тоже. Где слизней взять? Найдете!
– Бедный мальтшик, – с совершенно непередаваемой интонацией, что-то вроде полувсхлипа-полувзвыва, произнесла Кейт. – Как же над вами измывались.
– А ведь самое смешное-то, Кейт, – с ухмылочкой заключил я, – что всем этим жутким издевательствам мы подвергали себя абсолютно добровольно. Более того, с радостью.
Самое смешное, что это действительно правда. Может, мы были по-детски наивными, задуренными романтической дребеденью, которую из нас так успешно выбивали фельдфебели, мальчишками, так отчаянно пытавшимися доказать самим себе, что мы тоже можем! Чуть похуже, чуть менее ловко, но тоже можем так прыгать, стрелять, взрывать – ведь мы еще тогда не понимали, какие реки пота да и крови стоят за этим.
Но, ей-же богу, это были лучшие дни всей моей жизни!
– То есть как это «добровольно»?!
До этого момента мне не приходилось лицезреть ошарашенную Кейт. Удивленную, разозленную, злобно-усталую – но не пораженную до глубины души.
– Понимаете… – Я замялся. Очень трудно подобрать слова для объяснения того, что сам почитаешь естественным, как умение дышать. – У нас очень маленькая армия. Серьезно. То есть численно она не такая уж маленькая, но сравнительно с масштабами страны… Пятьсот тысяч на пятьсот миллионов – это мало. И комплектуется она исключительно на добровольной основе, причем добровольцев этих столько, что для прохождения срочной службы приходится выдерживать конкурс.
– Как?!
– В мой год было четыре человека на место. Правда, – сознался я, – мы все-таки достаточно известное подразделение. Не гвардия, не Пятая Берлинская, но все же. Так что отбирать есть из кого. Конечно, те, кто проходил базовую подготовку, как я, имеют преимущество. Но мы-то городские, а из уездов приходят парни, которые с шести лет на охоту с дедовской берданкой ходят. Мы – обученные, зато они к тайге куда ближе.