Хратен понял, куда клонит Телри, и его охватила ледяная дрожь.

— Ты совершаешь ошибку, — прошептал он.

— Мне известно больше, чем ты думаешь. Ты считаешь меня дураком, ничего не знающим о Востоке? Короли кланяются джьернам. Какая власть останется у меня в руках, если я позволю превратить себя в покорного слугу дереитов? Нет, мне такое будущее не подойдет. Я не собираюсь ползать на коленях каждый раз, когда кто-либо из вашего братства осчастливит нас приездом. Я приму твою веру, но только при обещании, что получу духовный титул под стать мирскому. Я буду не просто королем Телри, а джьерном Телри!

Хратен недоуменно покачал головой. Этот арелонец непререкаемо утверждал, что знает Восток, но даже фьерденские дети понимали достаточно, чтобы осмеять его нелепое предложение.

— Лорд Телри, — со смешком проговорил он, — ты не представляешь…

— Я уже сказал, что ты ничего не можешь сделать для меня. Я буду вести переговоры с тем, кто выше тебя.

Тревога джьерна немедленно вернулась с новой силой.

— Что ты имеешь в виду?

— Вирн, — расплылся в улыбке король. — Несколько дней назад я послал к нему гонца и изложил в письме свои требования. В тебе я больше не нуждаюсь. Можешь идти.

Жрец потрясенно смотрел на него. Он послал письмо самому вирну… Изложил требования регенту всего сущего?

— Глупый, смешной человечишка, — прошептал Хратен. Он не мог даже приблизительно описать, какие их ждут неприятности, когда вирн получит письмо…

— Вон! — рявкнул Телри, указывая на дверь.

Все еще пребывая в каком-то оцепенении, Хратен послушался.

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Сначала Раоден сторонился библиотеки: там все напоминало о принцессе. Но вскоре его начало невыносимо тянуть туда — потому что там все напоминало о ней.

Вместо того чтобы горевать о потере, Раоден посвятил себя исследованию зависимости, которую открыла Сарин. Он изучал эйон за эйоном и обнаружил в их начертаниях другие соответствия с местностью. Эйон Ино, знак воды, дополняла волнистая линия, полностью повторяющая изгибы реки Аредель. Символ дерева Дии включал в себя несколько кругов, означающих южные леса.

Эйоны являли собой своего рода карты Арелона, каждый нес в себе небольшие вариации одной и той же общей картины. Каждый начинался с трех основных линий: побережье, горная гряда и озеро. Во многие включалась еще и нижняя черта для реки Каломо, разделявшей Арелон и Дюладел.

Некоторые детали до сих пор ставили его в тупик. Почему на эйоне Миа, которым обозначали птицу, где-то посреди графства Ион красовался косой крест? Почему эйон Рии покрывала случайная на первый взгляд россыпь точек? Ответы могли храниться в одном из томов библиотеки, но пока принц не нашел никаких объяснений.

Теперь у него случались приступы Дор по меньшей мере дважды в день. Каждый казался последним, и от раза к разу он все больше слабел, как будто его жизненная энергия иссякала, как вода в колодце. Раоден уже не сомневался, что рано или поздно сломается; вопрос заключался в том, сумеет ли он прежде найти разгадку.

Принц в отчаянии стукнул кулаком по карте. С ухода Сарин прошло пять дней, а он все еще не нашел ответа. Ему начинало казаться, что он будет искать вечно, бродя вокруг да около, но так и не открыв секрета Эйон Дор.

Подробная карта королевства висела на стене рядом со столиком; тонкая бумага зашуршала, когда он разгладил ее, внимательно всматриваясь в линии. Края потрепались от старости, а чернила выцвели. Карта пережила расцвет и падение Элантриса, и принц от всей души желал, чтобы она умела говорить и открыла ему тайны.

Он покачал головой, уселся на стул Сарин и нечаянно столкнул из стопки верхнюю книгу. Со вздохом Раоден откинулся на спинку и начал чертить эйоны, ища утешения в привычном занятии.

Недавно он начал осваивать новую, более сложную технику Эйон Дор. В текстах говорилось, что эйоны становились могущественнее, если обращать тщательное внимание не только на длину и наклон, но и ширину линий. Хотя они действовали и при одинаковой ширине, но если изменить нажим в определенных местах, то символам добавлялась точность и сила.

Поэтому он упражнялся в описанном в книге способе, используя мизинец для тонких линий и большой палец для широких. Также он пробовал чертить тонкой палочкой и пером. Пальцами получалось удобнее, к тому же правильные контуры значили гораздо больше, чем орудия, которыми их рисовали. В конце концов, при помощи Эйон Дор элантрийцы навечно впечатывали символы в камень, но также выкладывали их из тонкой проволоки, щепок или других подручных материалов. Судя по всему, создавать эйоны из материальных предметов было труднее, но они имели тот же эффект, независимо от того, чертили их в воздухе или выплавляли из стали.

Его занятия не приводили ни к чему. Он добился образцовой точности, но эйоны не работали. Особо деликатные, почти невидимые линии он рисовал ногтем, другие чертил сразу тремя пальцами — все как описано в книгах. ничего не помогало, все усилия пропадали впустую.

В коридоре защелкали ботинки. Новое изобретение Мареша оснастило обувь толстой кожаной подошвой с гвоздями, чтобы не скользить. Раоден поднял голову и сквозь прозрачные очертания эйона наблюдал, как открьшась дверь и вошел Галладон.

— Ее сеон только что залетал к нам, сюл.

— Он еще здесь?

Дьюл покачал головой.

— Улетел почти сразу. Он просил передать тебе, что принцесса наконец убедила лордов восстать против Телри.

Сарин ежедневно посылала своего сеона в Элантрис с отчетами о происходящем, что дарило принцу сомнительное утешение. С одной стороны, он понимал необходимость быть в курсе событий внешнего мира; с другой — тосковал по счастливому неведению. Раньше он волновался только об Элантрисе, а теперь на его плечи снова легли переживания за судьбу королевства, усиленные сознанием, что он ничем не может помочь.

— Эйш упомянул, когда привезут продовольствие?

— Сегодня вечером.

— Хорошо. Она придет?

— Ограничения все еще в силе, сюл, — покачал головой дьюл.

Раоден кивнул, не давая грусти отразиться на лице. Он не знал, как Сарин умудрялась отправлять в Элантрис партии еды, но по неизвестной причине она просила не забирать ящики, пока не уйдут приносившие их.

— Хватит грустить, сюл, — ворчливо сказал Галладон. — Это тебе не идет, — чтобы предаваться меланхолии со вкусом, тебе не хватает врожденного пессимизма.

Принц поневоле улыбнулся.

— Извини. Просто порой мне кажется, что, как ни старайся, наши беды только множатся.

— Все еще никаких сдвигов с Эйон Дор?

— Нет. Я сравнил старые карты с более новыми, искал изменения на побережье или в горах, но все осталось прежним. Пытался рисовать основу под другим углом, но тоже бесполезно — линии не светятся, если не выдержать наклон точно. Даже озеро не изменилось. Я не могу понять, в чем дело.