Раоден сжал плечо горюющего друга, не зная, как того утешить.
— Я думал, ты знаешь, — беспомощно повторил он.
Галладон только застонал, уставясь вдаль невидящим взглядом.
Принц оставил его на крыше — дьюл хотел побыть наедине с настигшим его горем. Не зная, чем заняться, и желая избавиться от тягостных раздумий, он вернулся в часовню. Грустные мысли тут же вылетели у него из головы.
— Кахар, как красиво! — Принц в восторге огляделся вокруг.
Старик убирался в углу комнаты, и когда он поднял на возглас голову, его лицо сияло гордостью. Налет слизи исчез, явив под собой чистый, бело-серый мрамор. В западные окна лился солнечный свет, отражался от блестящего пола и озарял помещение божественным сиянием. Всю поверхность покрывали рельефы; до сих пор затейливые резные изображения скрывала грязь. Раоден пробежался пальцами по крохотным фигурам, ощущая мастерски вырезанные, как живые, лица.
— Потрясающе, — прошептал он.
— Я сам не знал, что они здесь, господин. — Кахар приковылял к принцу. — До уборки их покрывал налет, а потом они терялись в тенях, пока я не закончил с полом. Мрамор настолько гладкий, что его можно спутать с зеркалом, а окна направляют свет прямо на него.
— И рельефы покрывают все стены?
— Да, господин. На самом деле наша часовня — не единственное место, где их можно увидеть. Иногда попадается стена или мебель, на которых что-то вырезано. Судя по всему, до реода элантрийцы их любили.
— Недаром его называли городом богов, Кахар.
Старик улыбнулся. Его руки почернели от грязи, а с пояса свисало полдюжины размочаленных тряпок для уборки. Но он выглядел счастливым.
— Что дальше, милорд? — спросил он.
Раоден поспешно соображал. Кахар набросился на беспорядок в церкви с тем же священным негодованием, с каким жрецы обличают грехи. Впервые за последние месяцы, а может, и годы, старик ощутил свою нужность.
— Наши люди поселились в соседних домах, — произнес Раоден. — Какой толк от уборки, если они не перестанут таскать сюда грязь?
Кахар кивнул, обдумывая сказанное.
— С мостовыми придется что-то предпринять, господин. Вы затеваете большое дело. — Глаза его светились.
— Я знаю, — согласился принц. — Но дело неотложное. Люди, живущие в грязи, и чувствуют себя соответственно. Если мы собираемся подняться выше собственных ожиданий, придется сначала почиститься. Справишься?
— Да, господин.
— Хорошо. Я подберу тебе помощников для ускорения работы.
Стоило элантрийцам прослышать, что Карата примкнула к принцу, их общее воинство разрослось до немыслимых размеров. Множество одиночек, до того бродивших бесцельно, явились к Раодену, расценивая членство в его «шайке» как последнее средство от безумия и умоляя принять их.
Перед уходом старик-уборщик обернулся напоследок к часовне и удовлетворенно оглядел плоды своего труда.
— Кахар, — окликнул принц.
— Да, господин?
— Ты уже догадался, в чем заключается мой секрет?
Кахар расплылся в улыбке.
— Я не чувствовал голода уже много дней, милорд. И мне совершенно не больно!
Раоден ответил кивком, и Кахар покинул часовню. Он пришел сюда в поисках волшебного спасения от невзгод, а нашел гораздо более простой ответ: когда человек занят ясным делом, боль теряет над ним власть. Кахару не требовалось чудесное снадобье или эйон, ему не хватало благодарного труда.
Принц прошелся по сияющей комнате, восхищенно разглядывая резьбу по мрамору. За последним панно начинался гладкий участок стены, и старательные руки Кахара отполировали ее так, что Раоден видел свое отражение.
Его потрясло, насколько он изменился. Лицо, смотревшее на него с блестящего мрамора, казалось чужим. Принц недоумевал, почему элантрийцы не узнают его — за время жизни в Каи он примелькался даже работникам на дальних плантациях. Поначалу он полагал, что жители Элантриса не ожидают встретить в городе принца, так что Дух и Раоден остаются для них разными людьми. Но сейчас, увидев свое отражение, он понял настоящую причину.
От его прежних черт остались лишь воспоминания. Прошло всего две недели, а он уже полностью облысел. Кожу покрывали черные пятна, но даже оставшиеся нетронутыми участки посерели. На лице прорезались морщины, особенно заметные возле уголков губ, а глаза запали.
Когда-то он рисовал в своем воображении элантрийцев, представляя их ходячими трупами с разлагающейся плотью. К счастью, плоть у пораженных шаодом оставалась нетронутой, только кожа темнела и съеживалась, как у мумий. И все же, хотя превращение было милосерднее ожиданий, видеть его на собственном примере оказалось большим потрясением.
— Жалкие мы люди, верно? — раздался из дверей голос Галладона.
Раоден ободрительно улыбнулся другу.
— Я выгляжу не так плохо, как могло быть. Можно привыкнуть.
Дьюл хмыкнул и переступил порог церкви.
— Твой уборщик неплохо справился с работой, сюл. Все выглядит почти как до реода.
— Гораздо важнее, что работа помогла самому уборщику.
Галладон выглянул в окно, где одна из команд расчищала прилегающий к церкви сад.
— В последние дни они валят толпами.
— Разнесся слух, что мы предлагаем лучшую жизнь, чем обитание на улицах. Нам даже не приходится наблюдать за воротами — Карата приводит всех, кого удается спасти.
— И как ты намереваешься найти всем занятие? Сад не маленький, но его уже почти расчистили.
— Элантрис очень крупный город, дружище. Работы хватит на всех.
Раоден не смог понять, что читается в глазах наблюдающего за расчисткой дьюла. Тот вроде бы подавил свое горе, по крайней мере на время.
— Кстати, о деле, — начал принц. — У меня к тебе просьба.
— Хочешь отвлечь меня от моей боли, сюл?
— Как поглядеть. Тебе предстоит работа поважнее уборки.
Раоден подвел друга к дальнему углу комнаты, вытащил из стены расшатанный камень и достал из ниши дюжину холщовых мешочков с зерном.
— Как фермер, что скажешь об этих семенах?
Галладон повертел в пальцах зернышко, проверил цвет и упругость.
— Неплохо. Не самое отборное зерно, но сойдет.
— Посевной сезон уже скоро, так?
— Стоит такая жара, что можно считать его начавшимся, сюл.
— Хорошо. В тайнике зерно долго не продержится, а я не настолько доверяю элантрийцам, чтобы оставить его на виду.
Галладон покачал головой.
— Ничего не выйдет, сюл. Земледелие требует времени, а элантрийцы съедят первые же ростки.
— Я так не думаю. — Раоден перекатывал в ладони зерно. — Они начинают меняться и скоро не захотят уподобляться животным.