— Может, тебе так кажется, потому что ты уже убедила себя, будто не нужна ему?
— Я… — Вин замолчала, глядя на скользкую, заметенную пеплом мостовую. — Я не знаю, — сказала она наконец. — И это, кстати, твоя вина. Раньше я всегда понимала, что происходит вокруг меня. А теперь все запуталось.
— Это мы сами все запутали, — с улыбкой сказал Кельсер.
— Только не похоже, что тебя это беспокоит.
— Нет, — согласился Кельсер. — Ничуть не беспокоит. Мы пришли.
Он остановился перед одним из многоквартирных домов скаа. Внутри было темно. Скаа не могли себе позволить масляные лампы и после ужина обычно собирались у общего очага.
— Здесь? — недоуменно спросила Вин.
Кельсер кивнул и осторожно постучал в дверь. К удивлению Вин, дверь тут же приоткрылась, и в щели показалось худощавое лицо.
— Лорд Кельсер! — чуть слышно произнес человек.
— Я же говорил, что приду, — улыбнулся Кельсер. — Сегодня, мне кажется, подходящее время.
— Входи, входи, — сказал мужчина, распахивая дверь.
Он отступил, стараясь, чтобы его не коснулся туман, пока Кельсер и Вин проходили внутрь.
Вин уже приходилось бывать в таких домах, но никогда прежде они не действовали на нее так угнетающе. Слабый свет, исходивший от маленькой угольной печи, падал на лица сгрудившихся вокруг нее людей. Многие спали прямо на полу. Они постарались вымести из комнаты золу, но это все, что они могли сделать. Черные пятна все равно покрывали стены, одежду, лица… Мебели в помещении почти не было, и одеял не хватало на всех.
«Я жила точно так же, — в ужасе подумала Вин. — Воровские берлоги всегда были так набиты… даже сильнее. И это было моей жизнью».
Те, кто не спал, поднялись при виде гостя и разбудили остальных. Вин заметила, что Кельсер закатал рукава рубахи, и в свете тлеющих углей его шрамы были отчетливо видны.
По комнате пробежал шепоток.
— Выживший в Хатсине…
— Это он!
— Кельсер, властелин тумана…
«Это что-то новенькое», — удивленно подумала Вин.
Она стояла в стороне, пока Кельсер улыбался и приветствовал скаа. Люди взволнованно столпились вокруг него. Одни старались прикоснуться к его рукам, к плащу, другие не сводили с него почтительных взглядов.
— Я пришел дать вам надежду, — тихо сказал Кельсер. — Дом Хастинг падет этой ночью.
По толпе прокатился благоговейный ропот.
— Я знаю, что многие из вас работали на Хастингов, — сказал Кельсер. — Если честно, я не представляю, чем это кончится для вас. Но это наша общая победа. По крайней мере, какое-то время вы не будете погибать у пылающих горнов или под плетьми надсмотрщиков.
Небольшая толпа заволновалась. Наконец один из голосов прозвучал достаточно громко, чтобы Вин смогла разобрать слова:
— Дом Хастинг погиб? Но кто тогда будет нас кормить?
«Как они напуганы, — подумала Вин. — Я никогда не была такой… или была?»
— Я пришлю вам продуктов, — пообещал Кельсер. — На какое-то время их хватит.
— Ты так много делаешь для нас, — сказал еще кто-то.
— Ерунда, — отмахнулся Кельсер. — Если хотите отплатить мне, постарайтесь чуть-чуть расправить плечи. Избавьтесь хотя бы от части страха. Их можно разбить.
— Это могут только такие как ты, лорд Кельсер, — прошептала одна из женщин. — Но не такие, как мы.
— Вы сами себя не знаете, — сказал Кельсер.
Толпа расступилась, пропуская к Кельсеру родителей с детьми. Похоже, все хотели познакомить с ним своих сыновей. Вин наблюдала за происходящим со смешанным чувством. В команде с сомнением относились к растущей славе Кельсера, но, держа слово, помалкивали об этом.
«Выходит, он действительно переживает за них, — думала Вин, глядя, как Кельсер берет на руки одного из малышей. — Это не просто спектакль. Уж таков Кел — любит людей, любит скаа. Только это больше похоже на любовь отца к детям, чем на любовь равного — к равным».
Было ли в этом что-то дурное? Кельсер и в самом деле приходился скаа кем-то вроде отца. Он был лордом, о каком они всегда мечтали. И все равно Вин испытывала странную неловкость, видя в глазах скаа почтение и восторг.
Кельсер наконец попрощался с обитателями дома, сказав, что спешит на важную встречу. Они с Вин вышли на свежий воздух и направились к точке лести, где должны были встретиться с Маршем. Кельсер шагал бодро, но молчал.
Наконец Вин не выдержала.
— Ты часто к ним заходишь?
Кельсер кивнул.
— По меньшей мере в два дома каждую ночь. Это помогает немного прийти в себя после однообразной работы.
«Убивать вельмож и распространять ложные слухи — скучноватое дело, — подумала Вин. — Конечно, визит к скаа должен освежать».
Место встречи находилось всего в нескольких кварталах. Когда они подошли к нужному зданию, Кельсер остановился, всматриваясь в темноту. Наконец он показал на едва заметный свет в окне.
— Марш сказал, что зажжет свет, когда останется один.
— Зайдем через окно или по лестнице? — уточнила Вин.
— По лестнице. Дверь должна быть не заперта. Все здание принадлежит братству. Там пусто.
Кельсер оказался прав. В здании не было сильного запаха пыли и сажи, как в давно заброшенных домах, но нижние этажи явно пустовали. Вин и Кельсер быстро поднялись по лестнице.
— Марш должен знать, как братство оценивает войну Домов, — сказал Кельсер, когда они добрались до верхнего этажа.
Слабый свет пробивался сквозь щель под дверью, и Кельсер толкнул ее, продолжая говорить.
— Надеюсь, гарнизон вернется не слишком быстро. Мы уже подняли сильное волнение, но я бы предпочел, чтобы лорды еще какое-то время…
Он застыл в дверях, загородив Вин обзор.
Она мгновенно подожгла свинец и олово и пригнулась, ожидая нападения. Но вокруг было тихо.
— Нет… — прошептал Кельсер.
И тут Вин увидела темно-красный ручеек, побежавший в коридор мимо ноги Кельсера. Ручеек добрался до лестницы, и первые капли упали с верхней ступени.
«Ох, лорд-правитель».
Кельсер ворвался в комнату. Вин последовала за ним, но она уже знала, что увидит. В центре помещения лежал труп, истерзанный, с разбитой головой, с лицом, утратившим человеческие черты. Стены были забрызганы красным.
«Откуда в одном-единственном теле столько крови?»
Вин уже видела такое в берлоге Камона, только здесь жертва была одна.
— Инквизитор, — прошептала Вин.
Кельсер, не обращая внимания на кровь, опустился на колени рядом с трупом Марша. Он протянул руку, как будто желая коснуться тела, но застыл в неподвижности.