Потому что голос, который услышал Свиридов — спокойный, равнодушный, чуть ироничный, — был голосом Ани.
* * *
...Работники спецслужб почему-то удивительно склонны к алкоголю. И бывшие, и нынешние.
Это Аня ясно уяснила за последние полтора года своей жизни. Свиридов и Фокин были не единственными «небожителями» элитных силовых структур — пусть бывшими, — которые демонстрировали перед ней склонность к отравлению организма и замутнению рассудка таким популярным у русского народа способом.
Афиногенов не опроверг этого сложившегося у нее стереотипа. Он снова быстро набрался столь полюбившегося ему дорогого вина и коньяка, предложил выпить с Аней на брудершафт и после того, как она с легкой улыбкой выразила согласие, молодецки опрокинул пятьдесят граммов конька и полез целоваться.
И нельзя сказать, что это было воспринято хозяйкой дома совсем уж неблагосклонно.
После перехода на «ты» Афиногенов совсем уж разошелся.
— А что, Аннушка.., м-м-м.., что ты думаешь делать ближайшую неделю?
— Кто ты по званию? — неожиданно спросила та, словно не услышав вопроса.
— Ма...ма...
— Не матерись, Дима, — с неподражаемой усмешкой отозвалась Аня.
— Ма...йор, — наконец выговорил Афиногенов.
— Ну так вот, майор Афиногенов, по-моему, ты еще не выслужил достаточно высокого звания, чтобы делать различные предложения свежеиспеченной вдове нефтяного короля, — с неподражаемым очаровательным цинизмом сказала Анна Михайловна. — Вот полковник, он же генерал Платонов.., над его предложением я еще могла бы подумать.
— Так я же еще ничего не успел предложить, — обиженно отозвался Афиногенов и икнул.
Аня сделала вид, что не заметила этого.
— Кстати, майор, — произнесла она после паузы, во время которой несколько обескураженный Афиногенов морщил лоб, пытаясь сообразить, а что же, собственно, он такого сказал, чтобы его настигла такая унизительная отповедь, — если не ошибаюсь, именно ты выстрелил из гранатомета в «КамАЗ», на котором ехали Свиридов и Фокин?
— Д-да.
— Я давно хотела у тебя спросить: а что чувствуешь, когда на тебя летит на огромной скорости здоровенный грузовик и ты знаешь, что можешь умереть вне зависимости от того, попадешь ли в него из гранатомета или нет?
Афиногенов покачал головой и выпил еще конька, а потом с тоской посмотрел на две пустые бутылки.
— Ну, — проговорил он, — что чувствуешь?
Чувствуешь, что.., да ничего не чувствуешь, все куда-то уходит.., меня же учили отключаться от всего, что не имеет отношения к четко вычлененной из всего мира цели.
— Отвечаешь как по уставу, — одобрительно сказала Аня. — Видна школа. А вот еще.., мне интересно, что же чувствовали в этот момент Свиридов и Фокин. Это еще интереснее, чем твои ощущения.
— Почему это ты вдруг заговорила о них, да еще.., ик! По такому вопросу? — подозрительно спросил Афиногенов, растирая пальцами побагровевшую физиономию.
— Это не я, это ты, — усмехнулась Анна, — вчера ты напился и рассуждал о том, как, наверно, они удивились, когда увидели тебя с гранатометом прямо на пути следования их героического «КамАЗа».
— П-почему героического?
— Потому что ты сам так сказал. А потом начал говорить, как вы замуровали их в нашем подвале...
— А что.., гкрм-м-м.., я еще говорил?
— Да так, — сказала Аня. — Ничего особенного. Говорил, что хотел бы попрощаться со Свиридовым и Фокиным через стенку их склепа и попросить прощения за то, что ты стал причиной смерти таких выдающихся людей.
— Вероятно, я был пьян, — угрюмо пробормотал Афиногенов.
— Если так можно назвать это околостолбнячное состояние, то да.
— А почему бы нет? — вдруг пробормотал Афиногенов. — Вот сейчас возьму туда парочку ребят и пойду.., в самом деле.
— А меня возьмешь? — негромко спросила Аня.
Афиногенов отчего-то нервно дернулся и проговорил:
— Я, конечно, разболтал тебе, где они находятся?
— Совершенно верно.
Майор покачал головой с сокрушенным видом человека, только что уверившегося в собственном идиотизме, а потом скроил на лице таинственную гримасу и, довольно бесцеремонно ухватив Аню за шею и притянув к себе, прошептал:
— Только ты не говори об этом Платонову... иначе не сносить мне головы... Петр Дмитриевич не любит лишней болтовни.
— Хорошо. Ну что, пойдем навестим гостей?
Афиногенов посмотрел на невозмутимое лицо сидящей перед ним молодой женщины, заглянул в ее ровно поблескивающие глаза и подумал: «...а почему бы нет.., только безумец может рассчитывать на что-то в отношении Свиридова и Фокина, чтобы... Господи, надо меньше пить».
— И-им-м-м.., идем.
Аня поднялась с кресла и изысканным движением светской женщины подала Афиногенову руку.
Они спустились со второго этажа, миновали первый, такой же пустой, как и второй, — люди из прокуратуры и ФСБ располагались совсем в другом крыле дома — и по широкой лестнице, идущей по спиральному проходу, залитому светом люминесцентных ламп, спустились в подвал.
Перед ними оказалась высоченная стальная стена, которую Афиногенов видел только второй раз в своей жизни. Аня подошла к этой стене вплотную и, отдернув пластиковую крышку на приборе рядом с огромной серой панелью стального барьера, набрала трехзначный код.
Что-то загудело, и стена бесшумно поднялась. За ней оказалось огромное пространство подвала, залитого светом горевшей лампы киловатт на десять, автоматически включившейся при подъеме стены.
Это был подземный гараж. Невдалеке находился уже знакомый черный «Кадиллак» покойного Коваленко, сильно покалеченный кирпичами, столь щедро вываленными на него Свиридовым. Возле него темно-зеленый «БМВ» с московскими номерами, канонический «Мерседес» и грязно-серый джип «Мицубиси».
— Дальше, — сказал Афиногенов, и тут же его занесло влево. — Это не здесь.
Аня с трудом сумела удержать своего не в меру неустойчивого спутника.
— Я знаю, — пробормотала она.
Подземный гараж был только половиной огромного подземелья. Второй отсек подвала был занят под хранилище несчетного количества спиртных напитков и съестных припасов, а также спортивного инвентаря и запчастей для автомобилей, катеров — словом, того, что Аня поименовала «хламом» и прямо при Афиногенове пообещала, что немедленно после того, как утрясется это дело с убийством Коваленко и орда этих работничков правоохранительных структур наконец найдет излишним свое дальнейшее пребывание в ее доме, она немедленно прикажет выкинуть половину из того, что здесь находится.