Старатели сначала нагребали каждый на своем участке золотоносной породы, а потом несли ее на промывку. Порода сваливалась в верхний лоток и размывалась водой до тех пор, пока не смывалась вся. А потом старатели осматривали лотки. Тяжелое золото оседало в верхних – в первом, втором и третьем, а пустая порода уходила вниз. Разумеется, при такой системе какая-то часть золота смывалась вместе с ней, да и производительность была очень невысока, но если порода была достаточно богата, то кое-что намыть было вполне можно. Следовало полагаться только на удачу – какой участок достанется, какая делянка. Их в самом начале сезона разыгрывали по жребию, так что тут все было честно.
Старатели работали весь световой день. Ведь чем больше успеешь промыть, тем больше получишь золота, а сезон короток. Кто не успел, тот опоздал. Вот и сновали черные фигурки мужиков от ямы к лоткам, а потом снова к яме.
Валя Ломаный разогнулся и вытер со лба пот тыльной стороной ладони. У него начала ныть сломанная ключица, и нужно было немного передохнуть, а то боль усилится, и вообще работать не сможешь. Он досадливо сплюнул – жаль время зря терять – но покорился неизбежному и присел на землю, закурил и стал наблюдать за своими товарищами, роющими землю на соседних делянках.
Его соседями были Саша Охотник и Гриша Веретенников. С Гришей у Ломаного были нормальные отношения: два простых мужика, они искренне симпатизировали друг другу. А Охотника Ломаный не любил. Они уже не первый сезон работали в одной артели, и Ломаный успел составить о нем определенное мнение. Саша Охотник был слишком самолюбив для того, чтобы хорошо ладить с людьми. Он искренне считал себя душой коллектива и старался этому званию соответствовать.
Некоторых морально нестойких мужиков ему даже удалось в этом убедить, они с уважением относились к любым его словам и во всем поддерживали. Но большая часть артели относилась к нему так же, как и Ломаный. Среди «диких» старателей подавляющее большинство – серьезные самостоятельные мужики, правда, многие с несложившейся жизнью, но тем не менее. Такие не любят тех, кто считает себя круче всех остальных, особенно когда это мнение ни на чем реальном не основано.
Охотник старался косить под блатного. Он отмотал срок за хулиганку по малолетке и утверждал, что с тех пор зажил по понятиям и что блатные на зоне его признали. При этом было непонятно, почему же он тогда работает, но Охотник утверждал, что на самого себя работать можно, западло только на государство. Еще Ломаный не любил Охотника потому, что заметил, как тот относится к Колыме.
А Колыму Саша Охотник явно побаивался и очень не любил. Невзлюбил он его буквально с первого дня, как они приехали на прииск. Причины, в общем, были понятны – в присутствии настоящего блатного кидать понты было сложнее.
– Эй, Ломаный, что сидишь? – послышался голос Охотника. Он как раз поднимался наверх по утоптанной тропинке, проходившей мимо делянки Ломаного. – Надоело работать? Решил, как твой кореш, побездельничать?
– Твое-то какое дело, Саша? – спокойно спросил Ломаный. – Что ты, начальник мне, что ли? Хочу работаю, хочу сижу.
– Да я шучу, Валек, что ты так серьезно! – весело ответил Охотник, исчезая за краем ямы.
Ломаный хмыкнул. Ишь ты, шутник выискался. Без его шуток тут скучно, можно подумать. Он потянулся, разминая затекшую спину, затушил догоревшую сигарету и встал. Боль в ключице прошла и можно было продолжать работать. Ломаный взял лопату и вонзил ее в землю.
Раз, другой… Вдруг лопата наткнулась на что-то твердое. Беззлобно чертыхнувшись, Ломаный нагнулся, собираясь вытащить из-под штыка мешающий работать камень, но, взяв его в руку, неожиданно присвистнул.
Это был не камень. Облепленный грязью комок весил в несколько раз больше, чем должен весить камень такого размера. Ломаный был опытным старателем и сразу понял, что это значит. Золото! Самородное золото!
Он прикинул вес самородка, подкинув его на ладони. Не меньше килограмма. Ничего себе! Вот это фарт! Ломаный счистил с одного из боков грязь. Точно золото! Это сколько же он за этот самородок получит, если сдать его ингушам? Ого, получается, что никак не меньше пяти штук баксов, а то и поболе.
Да, кстати сказать, можно и не сдавать ингушам. Жирно им будет. На крайняк, уж это он всегда успеет. Почему бы не попробовать самому получить за этот самородок настоящую цену. Ведь самородное золото очень ценится, оно самое чистое, а такие находки – огромная редкость.
Ломаный опустил слиток в карман, почувствовав приятную тяжесть. Надо с Колымой посоветоваться. Может, он подскажет, как эту находку продать. Как-никак, он сам, судя по его рассказам, «рыжьем» занимался, поможет другу.
Ломаный с трудом подавил желание побежать к Колыме прямо сейчас. Но нет. Во-первых, неизвестно, в бараке сейчас друг или на охоту ушел, а во-вторых, не стоит к себе внимание привлекать. Ведь это же будет очень странно выглядеть – работал-работал и вдруг куда-то усвистел. Кто-нибудь, да тот же Саша Охотник, может задуматься. Лучше уж подождать вечера.
Ломаный снова взял лопату и принялся за дело. Но голова у него слегка шла кругом.
Вечером, после ужина, Ломаный подошел к Коле Колыме и тронул его за плечо.
– Слышь, Колян, дело есть.
– Что за дело? – с трудом приоткрывая глаза, спросил Колыма. Он весь день проходил по тундре, охотясь на куропаток, и сейчас больше всего хотел спать.
– Поговорить надо, – тихо сказал Ломаный. – Пойдем на улицу.
– Ну, давай, – согласился Колыма, садясь на своем лежаке и отыскивая одежду и обувь.
Ломаный тем временем осторожно огляделся. Кажется, никто не обратил на него внимания, и если они с Колымой сейчас выйдут, никто, пожалуй, и не заметит.
Колыма оделся, и они с Ломаным вышли за дверь.
– Ну и что у тебя за дело? – спросил Колыма.
– Погодь, отойдем подальше, – ответил Ломаный, отводя друга от здания бывшего штаба.
– Ну все, отошли, – сказал Колыма, когда они зашли за один из полуразвалившихся бараков. – О чем ты поговорить хотел?
– Смотри, Колян. – Ломаный достал находку и протянул ее другу.
– Что это? Ух ты… – Колыма взял самородок в руки и сразу почувствовал его вес.
– Это золото, Колян. Самородок. Как, по-твоему, сколько здесь?
– Килограмм точно будет, – задумчиво сказал Колыма. – Сегодня нашел?
– Ну да. Слушай, я не хочу его ингушам сдавать! Такой фарт раз в жизни бывает. Я себе не прощу, если ингуши его получат. Сможешь мне помочь его толкнуть по-нормальному? Ты же вроде на эти дела завязан был, сам рассказывал.
– Был-то был, – вздохнул Колыма. – Но что было, то прошло. Ты же сам знаешь, в каком я сейчас положении. Вот если отсижусь и план свой выполню, тогда помогу тебе, конечно, какой базар. Ты помог мне, а я добра не забываю. Только вот что, Валюха… Ты разве его в общак сдать не должен?