– А чего мне их знать? – перебил Белоусов. – Для чего мне это нужно? Если уж хотите откровенно, то я, конечно, ваших дел не знаю, но кое-что меня просто изумляет.
– Что же вас изумляет? – удивился отец Василий.
– А то! Как вы, мужчина еще не старый, в полном расцвете сил, можете заниматься такими делами, как церковь? Я понимаю, старики, им по возрасту положено, а вы? Как вас-то угораздило в священники пойти? Кормушка хорошая?
– Ах, вот вы о чем? – улыбнулся отец Василий. – Нет, кормушка, как вы выражаетесь, слабенькая. В священники идут не по возрасту или из-за корысти. Это веление души. Возраст тут совсем ни при чем. Разве вы не знаете, что существуют духовные учебные заведения, где учится молодежь? Все, кто идет служить богу, идут, как правило, с младых лет. Я, знаете ли, в числе небольшого исключения, кто пришел уже в зрелом возрасте. Но и это не главное. Священники – это не просто верующие люди. Священники – это те, кто призван веру укреплять, помогать людям. Служение богу у нас понимается как служение в том числе и людям. Мы помогаем общаться с Господом нашим тем, кто приходит в церковь, а тем, кто еще не пришел, помогаем найти путь к вере. Вот поэтому я и пытаюсь вам объяснить, что священник не может совершить преступления. По определению.
– Вы меня за мальчика не держите со своей пропагандой, – хмуро заметил Белоусов. – Священники! Самые верующие из верующих! А то я не знаю, что вы в вашем «государстве в государстве» такие же чиновники, как и наши. Я что, не понимаю, как вас достали и Пашутин, и Гусев? Они же откровенно вам вредят. А вас начальство по головке не погладит, если у вас в приходе будет процветать такое отношение к церкви. У каждого свой бизнес, свой бизнес и у церкви. Я очень сомневаюсь, что в вашем бизнесе совсем уж по-другому решают проблемы. Да и Рогов мне рассказывал, как вы это лихо проделывали. Что-то вы молитвами не ограничились, когда Кузнецову спасали и задерживали двух беглых уголовников, которые на нее напали. И Косачева вы лихо самолично в реке повязали, когда Рогов лежал с поврежденной ногой.
Отец Василий не нашелся сразу, что ответить на такие заявления. Слишком это было все неожиданно.
– Хотите откровенно – пожалуйста, – продолжил Белоусов. – Пашутин и Гусев вас всячески терроризировали, оскорбляли. Я понимаю, что, скорее всего, именно Пашутин и подговаривал Гусева на всякие хулиганские выходки, хотя доказательств у меня нет. Единственное, что вас удерживало, – это ваш статус и ряса. Приличия надо соблюдать, а то вы давно бы уже Гусеву морду набили. Но последней каплей было то, что он полез к Дарье Кузнецовой в дом. Вот тут вы с ним откровенно сцепились. Семья-то у вас далеко, а Дашка давненько вам авансы делает. Слухи нехорошие по селу ползут. Говорят, что вы долго держались. А теперь за версту видно, какая она сытая и довольная ходит. И мужика своего никому не показывает, а ведь люди видят, что кто-то к ней ходит. Тут вы с Гусевым как соперники и выступили, накипело у вас. Может, и выстрел тот случайный подействовал. Так что, отец Василий, я вас хорошо понимаю. Вполне приличный повод, чтобы ночью Гусева встретить и головой об камень. Сразу никаких проблем! Только имейте в виду, что я ваша большая проблема и вас на чистую воду выведу.
– Вы с ума сошли, – горько сказал отец Василий.
– Я-то как раз нормальный! В этом и есть ваша беда. Вы решили, что все так считают: раз священник, значит, не мог. Еще как мог! Завтра утром я уезжаю в Управление по делам, заодно наведаюсь к следователю. Учтите, что вернусь я с ордером на ваш арест. Это совершенно точно, потому что все улики против вас. А теперь идите к себе домой и считайте себя под домашним арестом. Если решу, что вы пытаетесь скрыться, то за стеной у меня есть «собачник» – посажу под замок.
– Вы даже не представляете, Павел Борисович, как вы заблуждаетесь, – ошарашенный таким откровением, сказал священник. – Не знаю, кого вы наслушались, от кого такие характеристики услышали, но, может быть, стоило поговорить обо мне и с теми, кто меня хорошо знает?
– А кто вас хорошо знает? Вы же здесь живете всего год, если не ошибаюсь. Откуда вы взялись, какое ваше прошлое? Этого никто не знает, но выяснить, видимо, придется.
– И тем не менее есть в селе люди, которые меня хорошо узнали. Расспросите Прокопенко, Матюшина. Да и Рогов вам наверняка обо мне рассказывал перед отъездом.
– Хлипкие у вас свидетели, батюшка, – язвительно заметил участковый. – Кто такой Прокопенко? Муниципальный управляющий, который хочет с вами в дружбе жить – может, и ему что обломится. Матюшин – выживший из ума в своем лесу старик. Этого еще на дееспособность проверять нужно. А Рогова вы совсем зря приплели. Это совсем не в вашу пользу. Алкоголик, которого сослали сюда с серьезной работы. Он и здесь бы не удержался, если бы не ваши фокусы. Ишь, майора получил. Его просто пожалели и не выгнали из милиции. К тому же вы его еще и обмануть успели. Что это за афера с домом? То вы жили в клубе, потом втерлись ему в доверие и перебрались жить в его дом, а теперь он вообще вам стал принадлежать. С этим еще предстоит разобраться. Подмяли под себя участкового, но я не Рогов, меня не подомнешь.
На этом разговор закончился. Отец Василий вышел на улицу в состоянии некоторой растерянности. Когда на тебя бросается преступник с ножом, когда тебе вполне конкретно и по конкретной причине угрожает продажный начальник милиции или местный авторитет – тут все ясно, как действовать. Но когда на тебя вот так буквально выливают ушат помоев… Отец Василий не подозревал, что все факты можно составить и объяснить вот в такой форме и с такими дикими выводами. Совсем дурак или до такой степени инфантильный? Нет, решил священник, Белоусов не дурак, к тому же отличник учебы. Тут дело совсем в другом. Именно инфантильное стремление стать лидером на пустом месте, желание быть уважаемым человеком в селе по должности, а не по заслугам, юношеский максимализм, присущий обычно школьникам, но никак не лейтенанту милиции. И, конечно же, желание поскорее заслужить похвалы начальства. Но опыта-то нет. Ни милицейского, ни житейского.
«И что же мне теперь делать? – думал священник. – А если каким-то чудом ему удастся убедить следователя? Например, им обоим захочется поскорее закончить это безнадежное дело. Не нашли преступника, так назначат его. Уж пожилой следователь-то знает, как составить документы, чтобы для суда они выглядели убедительно. А может, и судья свой, хороший знакомый, который не будет разбираться, а наложит свой вердикт – виновен. Да, батюшка, – подумал отец Василий, – много чего ты повидал на своем веку, а вот в СИЗО еще не сидел и в зоне в качестве осужденного еще не был». Надо было что-то предпринимать, пока не восторжествовала глупость. «Нет, Белоусов, – подумал отец Василий, – не выйдет у тебя этот номер. Дилетантством и наглостью ты меня не возьмешь. Если дело касалось бы только меня одного, то я, может быть, и смирился бы. Но сейчас дело обстоит совершенно по-другому. Убийца-то существует, и он на свободе». Привычная энергия и жажда деятельности снова всколыхнулись в отце Василии с прежней силой, как несколько лет назад.
Отец Василий направился прямо к храму. Церковный сторож очень удивился ночному визиту настоятеля, но вопросов задавать не стал. Примерно час отец Василий рассказывал по телефону Рогову, которого он своим звонком поднял с постели, о сложившейся ситуации. Наконец, Афанасий Петрович посоветовал не дергаться и ничего больше не предпринимать. Отставной майор был очень зол на Белоусова за то, что тот устроил такое на его бывшем участке. Он еще не знал того, какие ярлыки молодой лейтенант на него навесил. Чтобы Рогов остался объективным, отец Василий эту часть разговора с Белоусовым передавать Афанасию Петровичу не стал.