Тем временем Батраков не стрелял. Открыв второй глаз, Валетов увидел, что сержанту стрелять уже некуда.
«Видимо, он попал в свою», - с завистью подумал Валетов.
Пока он думал, мишень закрылась, ушла вниз, и появилась другая, дальняя. Батраков уже выстрелил, а Фрол все еще шарил по полю глазами, выискивая, где ж там что появилось. Наконец-то он обнаружил две стоящие фигурки вдалеке и повернул свой ствол в нужном направлении.
Развернув оружие и прицелившись, он только хотел нажать на курок, как его мишень почему-то ушла вниз.
- Это что такое? - возмутился он. - Что-то не работает у вас тут.
- Это ты долго телишься, - прокомментировал Кобзев. - Вон, видишь? Смотри прямо, чуть левее. Рядом с кустом.
Валетов увидел. Две фанерки - мишень, называвшаяся «пулеметным расчетом», - были его последним препятствием перед тем, как закончится эта пытка. Он прицелился и решил не дробить оставшиеся патроны, приложился и нажал на курок.
Отдача повела оружие вниз, но он все-таки с радостью увидел, что мишень была поражена. Не дожидаясь того, как закончится упражнение, Валетов вскочил на ноги и закричал: «Попал!», при этом он радостно загоготал.
Лейтенант Кобзев, контролирующий стрельбы, как оказалось, был довольно-таки скор на расправу, к тому же дело касалось огнестрельного оружия. Он мгновенно, одним ударом сшиб с ног вскочившего Валетова, отобрал у ошалевшего солдата оружие, разрядил его и заставил лечь обратно на огневую позицию дожидаться, пока Батраков не закончит стрельбу.
Сержант выпустил оставшиеся пули на ветер, разрядил оружие, продемонстрировал затвор контролеру и затем только, сделав соответствующий доклад, поднялся.
Оба отошли в сторону. Батраков попал во все мишени, чем был доволен. Его тут же поздравили с хорошей стрельбой дембеля, молодые тоже что-то там одобрительно жужжали. Простаков не обращал на это внимания, он стоял и смотрел, в каком месте мишени поднимаются и сколько времени дается на выстрел.
Вскоре - а он был далеко не в первой паре - Алексей начал возмущаться в глубине души и наконец высказал наболевшее Мудрецкому:
- Товарищ лейтенант…
- Чего?
- А почему мишени в одном и том же месте поднимаются? Это что, у них сломалось что-нибудь? Что они, не ездят даже из стороны в сторону? И вверх-вниз не прыгают?
- Ты в эти-то попади, - ответил небрежно Мудрецкий, вспоминая свои собственные попытки выполнить это упражнение, когда они с офицерами ходили пострелять, что называется, немножко набить руку.
Пожав плечами, здоровый отошел в сторону и продолжил смотреть, как выполняют стрельбы его сослуживцы. Заодно он еще и выучил команды, что нужно сказать и когда. Наконец вызвали его и Петрушевского.
Вдвоем с ефрейтором Простаков проследовал на огневую позицию. Лег, зарядил оружие и доложил о своей готовности популять.
Как только появились мишени, Петрушевский начал транжирить патроны, и все без толку. Из двенадцати пуль ни одна не попала в мишень, и практически он теперь остался не у дел.
Простаков не отвлекался. Он только подивился такому безответственному подходу со стороны Петруся, а сам выпустил всего две пули, чего было вполне достаточно. Его мишень послушно закрылась.
Появились две дальние. Леха прицелился, взял повыше и завалил опять с двух выстрелов. Прошло некоторое время, оставшаяся непораженная мишень Петрушевского ушла. Появился пулеметный расчет. Леха и с ним справился всего с двух патронов и вопросительно посмотрел на Кобзева.
Тот одобрительно похлопал солдата по плечу:
- Давай, достреливай остальное.
Простаков выпустил патроны в воздух, разрядил оружие, поднялся и пошел к стоявшим и наблюдавшим за стрельбами солдатам.
Следом за Лехой стрелял Резинкин. Он был не дурнее Простакова и, наблюдая со стороны, все выучил. Единственное, что его смущало, так это его собственные возможности, так как стрелял он всего два раза в жизни из воздушки по банкам, и то, как он припоминал, неудачно.
Завалившись, Резина сразу сник и приготовился позориться, примерно так же, как и Фрол. Хотя нет, тот даже в пулеметный расчет попал.
Неожиданно для самого себя Витя завалил одиночную фигуру, появляющуюся первой, в дальнюю ни фига не попал, поберег патроны и даже немножко потревожил пулеметный расчет, под которым от его выстрелов пули вздымали вверх фонтанчики земли.
Когда он шел обратно с огневой позиции, то увидел, что майор Холодец что-то говорит Простакову, который гордо стоит перед майором и утвердительно кивает головой.
«Отличился! - позавидовал ему Резинкин. - Вот и здоровый вырос, и сильный, да еще и стреляет хорошо, урод!»
Выругавшись про себя от зависти, он продолжил наблюдать за стрельбами. Как и ожидалось, с шести пуль все три мишени больше, кроме Простакова, никто не закрыл. Еще только вот вслед за Батраковым и Лехой во все три попал Забейко, который был несказанно рад и после выполнения упражнения улыбался и бубнил:
- Учитесь, сыны, пока дедушка с вами рядом, а то вот уйду, и кто же вас щучить-то будет?
Забейко потратил на выполнение упражнения десять патронов и был доволен тому, что попал во все три. А насчет Простакова он выражался довольно-таки определенно: ему, мол, повезло, и такое иногда случается.
Только вот в это «повезло» не верил довольный сраженным пулеметным расчетом Валетов. Он сам-то не рассчитывал закрыть все три, но вот Леха… Леха молодец.
Молодец Леха на следующий день стоял перед комбатом, одетый в новенький, выданный ему камуфляж, в то время как все остальные участники позавчерашнего представления у Шпындрюка были отправлены не куда-нибудь, а на молочную ферму, разгребать там коровьи завалы.
Комбат послал людей, наблюдавших его в неформальной обстановке и слышавших, как его жена зовет просто «Петя», на навоз, чем и был очень доволен. Наверное, тому, что так вовремя подвернулась грязная работа, а у него как раз были на нее кандидаты.
Простаков же, по его мнению, был молодцом, и если одним попало на навоз, то другим предстоит поехать и пострелять на дивизии, для того чтобы отобрать кандидата, что будет за них отстреливать на округе. А это уже не шутки, это показатель. И о таком бойце будет обязательно сообщено, доложено, выставлено напоказ, за что обычно полагается если не поощрение, то пара лестных слов от начальства.
Комбат оглядел новенькую форму и поинтересовался, не жмет ли. Леха был просто счастлив тому, что ему выдали такой комок, и сейчас он больше всего беспокоился за две вещи: во-первых, отберут ли его после того, как он съездит на стрельбы, и, второе, дадут ли ему носить эту форму в казарме, не сопрут ли, подбросив по-тихому какое-нибудь старье.
Когда Простаков садился в командирский «уазик», за рулем запряжен прапорщик Евздрихин, его обуяла обыкновенная человеческая гордость. Он даже посматривал по сторонам в тот момент, когда открывал дверцу машины, на манер счастливых обладателей новых автомобилей, которые всякий раз, когда садятся за руль, оглядываются вокруг, ловя взгляды завистливых прохожих: вот он, мол, какой - садится в новую машину. Здесь Леха тоже вот он какой - садится в новом камуфляже и классной высокой кепке в машину комбата, и его, рядового, повезет прапорщик.