Из оборудования пареньку из Самары забирать отсюда было нечего. Разве только фрагменты корпусов на память.
- У вас наручников не хватит, - ходил довольный Валетов, потирая руки, перед ментами, которые ошалели и стояли в растерянности.
- Ну, одного-то мы точно забирать не будем, - согласился старший сержант, возглавлявший наряд.
Простаков, пошатываясь, направился к выходу. Проходя мимо ментов, он заметил им, что они могут спокойно собирать урожай.
Химики осторожно грузили на машину своих. Из местных, кто был в состоянии - сам ушел. Гости, которые были привязаны к стоящим рядом с клубом автобусам, медленно грузили своих.
Откуда-то появилась машина «Скорой помощи». Сонный мужик в мятом белом халате прохаживался между парнями, не зная, с кого начать. И вообще, у него было желание развернуться и уехать. Здесь одной машиной и одним врачом не обойдешься.
Химики медленно спускались по ступенькам непобежденными мимо сидящего и держащего в трясущихся пальцах сигарету диджея, он бормотал что-то о кредитах и долгах, которые он теперь не в состоянии выплатить.
Комбат уже знал о происшедшем и сейчас лично встречал приехавшую машину. Он выстроил всех тех, кто мог стоять. После маленького Валетова в строю лежало еще три тела, одно из которых пыталось все время сесть. Встать оно не могло.
Заботливо, по-отцовски оглядев всех, комбат спросил:
- Все живы?
- Так точно, - доложил Кобзев, - все налицо, товарищ подполковник.
Стойлохряков был мужиком, и он видел, что досталось всем.
- Как это случилось? - спросил он у старшего лейтенанта.
- Попали между двух огней, товарищ полковник. Между «дырявыми» и «болотными».
- Ага, - понял комбат. Он прекрасно знал обстановку в поселке. - Значит, случилось все-таки. Из наших кто-нибудь особо выделился?
- В каком смысле? - переспросил старший лейтенант.
- Ну как - кто герой, а кто наоборот?
- Ну, герой у нас один - это рядовой Простаков.
Стойлохряков одобрительно хмыкнул и поглядел на здоровую физиономию Лехи, которая после нескольких ударов, попавших в цель, распухла еще больше.
- Ну а засранцы были?
Резинкин понял, что ему не суждено сегодня ночевать в казарме с остальными.
«Весь взвод после этой драки явно сплотится, - думал комбат, - теперь будут все друг за друга, считай, в битве побывали…»
Старший лейтенант - вот козел! - зачислил Резинкина в разряд засранцев за неоднократное неподчинение.
«Подумаешь, я там с двумя девчонками потанцевал, че такого-то, - размышлял Витек, укладываясь на голом матрасе. - Три дня в изоляторе, жестоко. После такой битвы продолжать терпеть лишения!»
Теперь окошко у него закрыто решеточкой. А завтра - на работы. Все тело ломит. Остальные, значит, в себя будут приходить, а его на работы.
Стойлохряков быстро отпустил весь взвод отдыхать, правильно оценивая состояние своих подчиненных. Он даже, от доброты душевной, вызвал толстопопую Елизавету для того, чтобы она поколдовала над теми тремя, что лежат в конце строя. Ему было важно знать, что с этими телами ничего не случится, проще говоря, то, что они останутся в живых.
Комбат скомандовал:
- Кобзев, за мной, - и направился в штаб.
Ему необходимо было восстановить все происшедшие за этот вечер события в деталях.
- А че менты? - первым делом спросил подполковник, поднимаясь на второй этаж.
- А че менты? - повторился Кобзев, поспевая сзади. - Их не было никого. Потом только Синицына за нарядом сходила.
- Она че, дура?
Вопрос остался без ответа.
- Почему сразу не было ментов? Вот Шпындрюк, урод тоже. Знает же, в поселке мероприятие проводится - должен был порядок обеспечить. Такое скопление людей. Кстати, сколько там было?
- С нами - около двухсот человек.
Стойлохряков вошел в свой кабинет и увидел на диване неподвижное тело Мудрецкого.
- Лейтенант! - заорал он, не стесняясь, что его могут услышать на окраинах поселка.
Мудрецкий открыл глаза, кое-как собрался в кучу и поднялся.
- Почему пьяный на работе?! - кричал на него Стойлохряков, раздосадованный случившимся побоищем. Теперь неминуемы разборки с местной администрацией, хотя они сами к ним за помощью обратились.
Мысль сделать из солдат героев мелькнула в голове и засела как положительный момент случившегося.
- Я спрашиваю: почему в пьяном виде в моем кабинете?
Мудрецкий моргал, не понимая, за что на него так ополчился комбат.
- Почему не следите за личным составом, товарищ лейтенант?
Правая рука отдала честь при непокрытой голове, потом начала почесывать волосы (не очень удобно спать на диване без подушки), а в это время левая чесала между ног.
- Че такое? - бормотал Мудрецкий, теряя равновесие и делая шаг в сторону. - Вы че, товарищ подполковник, все на хрен забыли, что ли? Взяли, напоили меня, а теперь вы че-то тут начинаете.
Он не удержался и сел на стул.
- Встать! - рявкнул комбат.
Мудрецкий подорвался со своего места, словно стартующая в космос ракета, и вытянулся в струнку. Глядя стеклянными глазами на своего командира, он снова потерял равновесие. На этот раз его повело в другую сторону. Здесь его вовремя поддержал Кобзев.
Мудрецкий оттолкнул его и вытянулся по стойке «смирно». Третья попытка была наиболее удачной. Теперь он мог выслушать наставления комбата.
- Запомните, лейтенант, в армии подчиненные начальникам в жопу не смотрят. Если я вас отчитываю за то, что вы пьяны на службе, это еще не значит, что я вас спрашиваю, кто вас и когда поил.
Лицо Мудрецкого вытянулось, и единственное, на что он был способен, так это на грубость, вышедшую ему через сутки боком:
- Ну ты и говно!
Стойлохряков, который сам не отошел еще от выпитого, тихо посоветовал лейтенанту идти в общагу, а Кобзеву предложил проводить пьяного товарища, напутствуя командира третьего взвода третьей роты пожеланиями:
- Завтра утром от вас письменный отчет о происшедшем в хронологическом порядке.
Резинкин совсем не удивился врученной ему с утра пораньше лопате. Для тех, кто сидит на губе, другого упражнения еще, наверное, долго не придумают, кроме как что-нибудь где-нибудь откопать или что- нибудь куда-нибудь зарыть.
Его вывели за пределы части и обозначили фронт работ в виде рытья траншеи пятьдесят сантиметров шириной и метр глубиной для прокладки какого-то очередного кабеля. Караульный - какой-то чувак из первой роты, закуривая сигаретку, выразил надежду, что Резинкин никуда не денется отсюда и сам притопает к обеду.