– Слушаюсь, моя повелительница! – покорно ответил я.
За завтраком я все-таки сообщил Марине, что Чехов за нее беспокоится. Заодно я рассказал об адресе, за которым числится голубая «Тойота» Малиновской, и предложил навестить доктора Заболоцкого сегодня же.
– Кстати, он сможет окончательно развеять опасения насчет хрупкости твоей новой кожи, – заметил я.
Марина задумчиво помешала ложечкой кофе.
– Значит, получается, что Малиновская катается на автомобиле доктора Заболоцкого? – сказала она. – Но ты ведь, кажется, упоминал, что его жена очень ревнива? Как же она терпит подобное обстоятельство?
– Может быть, она вовсе его и не терпит, – пожал я плечами. – Недаром их семейные сцены стали достоянием гласности… Доктору было чертовски неудобно, когда я оказался свидетелем скандала…
– О! Может быть, Малиновская его любовница? – предположила Марина.
– Это очень может быть, – кивнул я. – Но в любом случае он должен что-то знать о ней, кроме анатомии…
– Фу, как ты циничен! – сморщила нос Марина. – Когда я слышу высказывания о женской анатомии, мне хочется стать феминисткой!
– Не вижу ничего циничного в анатомии, – возразил я. – Равно как и в физиологии или, например, в психиатрии. По-моему, быть феминисткой гораздо циничнее. Феминизм противен человеческой природе…
– Одним словом, наш милый доктор тоже попал в число подозреваемых, – сказала Марина. – Только не представляю, каким образом ты собираешься из него что-то вытянуть?
– Я применю свой обычный способ – спрошу его прямо в лоб!
Марина подняла глаза, и на лице ее отразилось глубокое сомнение.
– Надеюсь, что после этого ты не получишь, как обычно, по затылку? – со вздохом сказала она. – Он у тебя и так еще не зажил…
– Ты заметила? – с неудовольствием сказал я.
– Еще бы! Кстати, ты слишком многое стал от меня скрывать. Мне это совсем не нравится…
– Да ничего я от тебя не скрываю. Просто, когда бродишь по темным коридорам, обязательно заденешь за что-то головой.
– Например, за рукоятку пистолета… – подхватила Марина.
– Ну ты преувеличиваешь… – пробормотал я.
– В общем, я запрещаю тебе отходить от меня дальше трех метров, – заявила Марина. – Отныне ты будешь постоянно находиться под присмотром!
– Вот тут ты ошиблась, – заметил я. – Наоборот, нас никто не должен видеть вместе. Или ты забыла, что сказал Чехов? Не исключено, что за мной следят. Если они узнают о тебе, ты окажешься без защиты…
– Интересно! А ты на что? – удивленно сказала Марина.
– Но я же не могу быть с тобой каждую минуту!
– А почему? – Марина внимательно посмотрела мне в глаза.
Между нами возникла многозначительная пауза.
– Ты предлагаешь мне переселиться в твою квартиру? – волнуясь, спросил я.
– Я была бы счастлива, – серьезно ответила Марина.
– Если я так просто могу сделать тебя счастливой, то я тоже счастлив, – сказал я.
– Ну вот, можно считать, что объяснение состоялось? – засмеялась Марина. – Это нужно отметить шампанским!
– Обязательно! – горячо сказал я. – Пойдем в ресторан или проведем вечер дома при свечах? Между прочим, у меня тоже есть квартира… Ты могла бы жить у меня.
– Я пока не готова к генеральной уборке такого уровня, – сокрушенно сказала Марина. Она еле сдержала улыбку.
– Я, пожалуй, тоже, – смущенно признался я.
– Итак, решено! – заключила Марина. – Вечером мы устроим ужин при свечах. Твоя задача – раздобыть шампанское. От остальных забот я тебя освобождаю.
– Это великолепно. Об этом любой мужчина может только мечтать, – сказал я. – А пока давай все-таки навестим нашего доктора. Только сделаем так… Я выйду из дома в одиночку, а ты спустя пять минут.
– Мы выйдем вместе! – перебила меня Марина. – Ты уже забыл, о чем мы договорились? Я не желаю жить с сыщиком! Я не желаю петлять по улицам и на бешеной скорости уходить от погони! Кстати, на чем поедем – на машине или на метро?
– Конечно, на метро, – ответил я. – Не стоит пока рассекречивать, что у тебя есть машина…
Марина посмотрела на меня с жалостью.
– Ты скоро сойдешь с ума! – заключила она. – Будешь шарахаться от каждой тени и даже по ночам носить черные очки…
– Сдаюсь, сдаюсь! – поднял я руки вверх. – Действительно, я немного сосредоточился на чужих проблемах. Просто мы еще достаточно глубоко в них сидим. И, согласись, ты первой увидела убийцу!
– Ах, да ничего я не видела! – с сожалением воскликнула Марина. – Знаешь, мне сейчас кажется, что все это мне просто померещилось, честное слово! Может быть, стоило все это забыть? Хотя бы на время…
– Сегодня же и забудем! – пообещал я. – Вот только спросим кое о чем Заболоцкого и тут же забудем!
– Ну хорошо же! – решительно заявила Марина. – Но поедем мы к нему на машине!
Когда мы подъехали к дому Заболоцкого, было около десяти часов утра. Все здесь выглядело совсем иначе, чем в первый раз. Глухое свинцовое небо, голые остовы деревьев и потемневший асфальт, который даже на взгляд казался тверже и холоднее, чем обычно. Художники тоже исчезли с улиц. Наш случайный знакомец в алом шарфе переместился, видимо, в тепло своей мастерской. Его номер по-прежнему лежал в моем бумажнике, и я непременно собирался навестить его в ближайшем будущем. Марине я ничего не говорил – это должно стать сюрпризом.
Мы прошли через дворик, поднялись по ступенькам и позвонили. Дверь открыла прежняя строгая женщина в вечном трауре. Она внимательно и пристально оглядела нас с головы до ног и сообщила, что доктора еще нет.
– Обещал к десяти быть, – сказала она с осуждением, относящимся скорее к нам, чем к отсутствующему доктору. – Будете ждать?
– Если можно, – вежливо сказала Марина.
– Разумеется, можно, – высокомерно ответила траурная женщина. – Иначе я не стала бы спрашивать!
Марина жалобно посмотрела на меня, но в глазах ее прыгали веселые искорки.
Мы сняли верхнюю одежду и прошли в холл, который был погружен в полумрак. Из посетителей, кроме нас, находилась одна женщина, которая неподвижно сидела возле окна на диване, напряженно выпрямив спину и глядя перед собой немигающими, остекленевшими глазами. Она была полностью погружена в свои, видимо, совсем не веселые мысли.
Мне подумалось, что мысли эти касаются утраченной молодости, потому что в остальном женщина выглядела вполне благополучной – начиная от платиновых волос, уложенных в элегантную и замысловатую прическу, и кончая туфлями на высоком каблуке, которые были явно не конвейерного производства. То же касалось и светло-серого костюма, в который было облачено ее все еще стройное тело, вымуштрованное строжайшей диетой. Лицо же словно выпадало из общей гармонии. Оно не подчинялось воздействию ни диеты, ни гимнастики, и его нельзя было украсить золотыми побрякушками. Безжалостное время оставило на нем неизгладимые отметины, и теперь речь шла о том, чтобы найти противоядие, не менее безжалостное.