– Точно. Уже после войны разработали немереное количество других препаратов подобного, стимулирующего действия, на органической, синтетической основе. Но главного препятствия, собственно сути стоящей проблемы ни один препарат не устранял. Во-первых, максимальная и беспрерывная – без перерывов на сон и отдых – работоспособность обеспечивалась на какие-то жалкие часы, считаные сутки. Потом неизменно вставал вопрос о еде, отдыхе и многом другом. Сколько еды может унести на себе человек? А ведь еда не самое главное, что ему тащить приходится: оружие, боеприпасы, средства защиты. В тылу противника, пардон, даже погадить целая проблема.
– Чего же тут проблематичного? Выбрал кустик попушистее…
– Черта с два. Кустик ты выбрать не можешь хотя бы потому, что вынужден несколько часов подряд практически неподвижно оставаться на одном, тщательно замаскированном месте. Так что не пушистый кустик выбрал, а взял специальный пакетик, отложил в него личинку, помочился. А пакетик с собой забрал, чтобы дерьмо свое врагу не оставлять в качестве улики. Но главное даже не это. А то, что человек не перестает быть человеком со всеми присущими ему слабостями и недостатками.
– Человеческий фактор…
– Он самый, – Чехов хрустнул огурчиком, – даже подготовленный профессионал продолжает испытывать какие-то чувства. Пусть не жалость или сострадание к невинным жертвам, – все это из него еще в учебке выбили, но остается инстинкт самосохранения, радость, ненависть, боль, наконец. Могу привести реальные примеры. Да вот, например, не так давно это было. Про такую операцию, как «Буря в пустыне», слышал?
– Общее представление имею. Кино смотрел.
– А больше тебе, как мирному обывателю, знать и не надо. Так вот, во время этой операции на территорию Ирака выбросили разведывательно-диверсионную группу сил специального назначения Великобритании. Ребята выбрали позицию, нашли сухой овражек, с которого хорошо просматривалось интересующее их шоссе, окопались, замаскировались более-менее, чтобы с дороги видно не было. Сидят, ждут. По этому шоссе тогда – или в том числе по этому шоссе, не важно – нехорошие дядьки-иракцы перегоняли «Скады» – ракеты такие, которыми кидались по Израилю, чтобы втянуть его в войну с арабскими странами. Целью спецов было отслеживать передвижение машин с ракетами и по возможности их уничтожать. Сидят, значит, ребята, выполняют задачу, все путем. А недалеко мальчонка лет двенадцати то ли коз, то ли овец пас. Одна овечка отбилась от стада, погулять пошла. Пацаненок отправился ее искать да на этот самый овраг и наткнулся. А там дядьки в камуфляже, с оружием, да явно не родные. Понятно, что не на пикник пришли. Ребята растерялись, пацана попытались подозвать, чтобы нейтрализовать на время, пока место засады не переменят. Фью-фью-фью, эй, мальчик, пойди сюда, конфетку дадим. А мальчик не повелся и свалил оттуда. Идите, говорит, на фиг со своей конфеткой. Отловить его тоже не удалось, а ликвидировать…
– В смысле, убить? – я выронил пельмень.
– Я предпочитаю термин «ликвидировать». Короче, пристрелить пацаненка у ребят рука не поднялась Как же, ребенок ведь. А на некотором расстоянии от овражка дислоцировалась иракская зенитная батарея. Куда этот юный иракский патриот и прибежал. Быстрее, говорит, там в овраге враги прячутся. Ему не поверили, сказали, иди-ка ты, мальчик, на хрен, играй в другом месте. А пацан умный попался да настойчивый. Смотрит, солдаты грузовичок ремонтируют. Он к ним. Пойдемте, кричит, скорее, а то враги смоются. Солдаты грузовичок бросили и пошли овражек проверять. Чисто на всякий случай. Короче, из всей разведывательно-диверсионной группы только один спасся, в Сирию ушел. Остальных – кого отловили, кого пристрелили. А главное, задание группа до конца выполнить не смогла. И все из-за чего? Из-за гуманизма. А сколько наши в Афгане так прокалывались… Давай выпьем, помянем братков. Сколько моих дружанов там полегло…
Мы выпили, не чокаясь. Полковник молчал, думал и мрачнел на глазах. Тут-то я и ввернул свой вопрос, чтобы отвлечь его от горьких раздумий.
– Слышь, Юрий Николаич, сказка твоя – заслушаешься. А ко мне она какое отношение имеет?
– Это была не сказка, – назидательно произнес Чехов, – а историческая присказка, основанная на вполне реальных событиях. Сказка началась потом… Лично к тебе отношение она имеет довольно косвенное. Какое, сейчас поясню. Ты пока слушай и внимай. К концу семидесятых в нашей стране уже полным ходом велись исследования преимущественно в одном направлении – как и что надо сделать, чтобы создать солдата, которого в течение длительного времени не мучили бы не столько жажда или усталость, сколько сомнения типа «прав – не прав», «этично – не этично», а также «мои интересы – интересы дела». То есть создать эдакого воина… – полковник прищелкнул пальцами, подбирая слова.
– …без страха и упрека, – тихо закончил я его фразу.
– Вот именно. Без страха и упрека. Начисто лишенного сомнений, колебаний, чувств. Денег на это дело выделялось немерено. Свою роль сыграла угроза ядерной войны, концепция превентивного, опережающего то есть удара в случае войны. Теорией, естественно, не ограничивались. Эксперименты проводили, в основном, на людях. Кто-то из «подопытных» участвовал добровольно, другие и знать не знали, что… м-м-м… науке неоценимую помощь оказывают. А кто-то знал, да выбора у него не было. А потом все кончилось. Разоружение, новая стратегия, иная концепция. Исследования и эксперименты не прекратили, но тоже переориентировали. В мирное русло – разработка эффективных методов лечения психических недугов, реабилитационные мероприятия типа снятия нервно-психического напряжения и предупреждения стрессов и так далее.
– Но это же здорово? – Кому, как не мне, врачу, знать, что если бы люди меньше дергались по каждому поводу и немилосердно дергали при этом окружающих, здоровья у всех прибавилось бы на порядок.
– Конечно здорово. Но вот что любопытно, исследования при этом не только не рассекретили, а, напротив, запрятали еще дальше от лишних глаз и ушей. Существующие лаборатории закрыли, сотрудников уволили или перевели в другие отделы. А вскоре большинство из них были приняты на работу в неприметные маленькие и почему-то тщательно изолированные лаборатории при самых неожиданных организациях, например Комитет по делам просвещения маргинальных слоев населения. Или Научно-исследовательский институт по проблемам взаимоотношений Запада и Востока.
– А есть такие? – полюбопытствовал я.
– А кто их знает. Может, и есть. Конец этой сказки, как ты понимаешь, еще не написан. А так, собственно, все.
Чехов закурил очередную сигарету и замолчал, безмятежно разглядывая основательно запыленный плафон. Я тоже упрямо молчал, прекрасно понимая, что полковник желает поломаться и ожидает наводящих вопросов. Потянулись минуты. Чехов самым бессовестным образом развлекался непринужденным пусканием дымных колечек.
Первым не выдержал я. Что, если этот садист больше вообще ничего не скажет? С него станется. И я так и не узнаю, что же они там «накопали» с Миколой. А главное, зачем Чехову понадобилось, чтобы завтра я не ходил в клинику? Утром мне было все до лампочки. Но теперь, немного оклемавшись, я уже жалел о содеянном, так как отчетливо осознавал, чем эта мнимая болезнь может для меня обернуться. Я приструнил разыгравшееся было воображение. Хочешь не хочешь, а положение срочно надо было спасать.