– Какой дедок?!
– Да знакомый ваш. Быстро смотался, как и обещал. Шустрый дедок, а по виду не скажешь.
– Так он что, ушел уже?
– Ну да. С вами встретился и ушел. Что, доктор, проблемы? – лениво поинтересовался охранник.
– Вы хоть фамилию его записали? – простонал я.
– Мы-то записали, – охранник насторожился. – А вы что же, не знаете его фамилии?
Стоило поведать правду о цели посещения дедулей клиники, и некоторых неприятностей лично мне было бы не миновать. Прекрасно это понимая, я предпочел покаянно сознаться:
– Запамятовал. А у самого деда спросить неудобно, обидится еще.
Охранник заржал.
– Ладно, щас гляну. Колесов его фамилия. Колесов М.А.
А дедок-то еще и шутником оказался.
– Большое спасибо, – пробормотал я.
Наша клиника всегда казалась мне неприступной крепостью. Только вот ворота этой крепости при ближайшем рассмотрении оказались гостеприимно распахнутыми для всех желающих.
От пропускного пункта я отправился прямиком в психиатрию. Первым человеком, на которого я там наткнулся, была все та же сестричка с приятными формами и бурным темпераментом.
– А я вас жду, – от волнения она даже тихонько взвизгнула. – Ну как, догнали?
– Нет, – я вздохнул, – убег дед.
– Во дает, – восхитилась сестричка. – А я сразу поняла: что-то тут не так. И появился он неизвестно откуда… А уж когда вы за ним побежали!
– Точно что-то не так, – согласился я. – Ты уж повнимательнее, а то видишь как, никому никакого дела. Крутиков далеко?
– Не сомневайтесь, я теперь буду настороже, – пообещала сестричка. – И по смене передам. А Владимир Николаевич пробежал и опять куда-то делся. Если Тарасов сойдет, то он в одиннадцатой палате.
– Спасибо.
Я неторопливо пошел по коридору, спиной ощущая ее взгляд. Ей что, нечем заняться? Так ведь и до одиннадцатой палаты дойти недолго. Но встреча с Тарасовым интересовала меня в данный момент меньше всего.
Сестричку наконец требовательно призвал к себе один из страждущих пациентов. Как бы ни хотелось ей остаться на посту, но профессиональный долг оказался сильнее. Едва она скрылась в палате, я развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся к двери ординаторской. Коротко стукнув, как сделал бы это обычно, я распахнул дверь. В самом кабинете никого не было, но дверь, ведущая из него в крошечную комнатку, служившую местом отдыха и приема пищи, была закрыта.
– Эй! Есть кто живой? – позвал я негромко. Не дождавшись ответа, прошел через кабинет, заглянул в комнату отдыха. Удостоверившись, что и там никого, вернулся и плотно прикрыл входную дверь.
Следовало поторопиться, заявиться кто-нибудь мог в любую минуту. Стол Тарасова, скорее всего, тот, поверхность которого завалена всяческими бумагами. Ни для кого не являлось тайной, что особой аккуратностью Эдуард Григорьевич не отличался.
Я понимал, что едва ли мог найти что-то интересное среди этой макулатуры или в ящиках стола. Наверняка компромат, если он вообще существовал, хранился в менее доступном месте. Но покопаться должен был. Просто обязан был покопаться! Дав себе такое напутствие, я тем не менее остался столбом стоять посреди кабинета.
Черт бы побрал этого Чехова! Легко ему говорить! А меня, между прочим, в чужих вещах копаться не учили. Если бы знать наверняка, что Тарасов каким-то боком был связан с темными делишками, наверное, проще было бы. Может, начать с вещей Колобка? Он ведь тоже пока на подозрении. Он даже с пониманием отнесется, если застукает меня за столь неприглядным занятием. Но если он такой понятливый, зачем вообще копаться? Можно просто подойти и напрямую спросить: «Слушай, друг Колобок…»
Из коридора донесся грубоватый голос Тарасова. Я подпрыгнул как ужаленный и заметался по кабинету. В сущности, можно было преспокойно его дождаться, сказать, что ищу Крутикова. Я ведь ничего предосудительного не сделал. Однако так и не реализованные, но несомненно преступные намерения жгли мне пятки.
Кушетка, стол, шкаф. Прятаться под столом бессмысленно, если Тарасов за него сядет, а сделает он это обязательно, то сразу же заедет мне коленом в ухо. Я не отличаюсь миниатюрностью и в уголок забиться не смогу. Оставался еще один стол, но ведь неизвестно, который из них кому принадлежит. Кушетка выглядела более привлекательно: свисавшая ширмой простыня могла служить прекрасным укрытием. Но чтобы я, Ладыгин, – и под кушетку! Я внутренне содрогнулся и нырнул в шкаф.
В кино человек, прячущийся в шкафу, обязательно плотно закрывает за собой дверцы. Наверное, у них шкафы какие-то специальные. У моего шкафа ручки имелись только снаружи. Первую дверцу я, разумеется, закрыл без проблем, а вот вторая осталась приоткрытой как раз на толщину моих пальцев.
Я забился за одежду, висящую в шкафу на «плечиках», – в действительности мне лишь удалось спрятать голову и плечи за двумя короткими халатами, – и, замирая от собственных мыслей, притих в ожидании расплаты за вторжение.
Скрипнула и захлопнулась дверь «комнаты отдыха», затем до меня донесся звук отодвигаемого стула, шелест бумаги.
У Тарасова своих проблем накопилось, очевидно, выше крыши, – минуты шли, а обнаруживать меня он и не собирался. Изнывая от любопытства, я отодвинул полу халата и прильнул к щели. Тарасов – это был действительно он – листал записную книжку, сверялся с документами, по виду напоминавшими больничные карты пациентов, делал какие-то пометки, снова изучал страницы записной книжки. Мне стало скучно. Халат болтался где-то за ухом и жутко щекотал шею, отчего та все время чесалась. Прошла минута, и я уже начал подумывать о том, не попробовать ли мне этого зануду немножко развеселить. Например, выскочить из шкафа с дурашливым клоунским криком: «А вот и я!» Неизвестно, сколько он так еще просидеть может, а у меня уже ноги затекать начали.
Очевидно, Тарасов обладал зачатками телепатических способностей, потому что сложил документы в стопочку, сдвинул ее на край стола, а сам куда-то потянулся. Я не разглядел, куда именно, – мешал шкаф. В следующий раз дырочек насверлю, подумал я мстительно.
Тарасов между тем вернулся в пределы видимости, держа в руках самый настоящий телефон. Я, не разбалованный наличием телефонов в ординаторских, до этого аппарата даже и не заметил. Психиатр водрузил перед собой телефон и, косясь попеременно то в записную книжку, то в листок бумаги с пометками, набрал номер.
– Сергей Дмитриевич? – если бы я не видел сейчас Тарасова собственными глазами, в жизни не догадался бы, что этот елейный голосок может принадлежать ему. – Тарасов Эдуард Григорьевич беспокоит. Как самочувствие? Не помогают? Ай-я-яй! Все-таки придется дополнительно обследоваться, настоятельно рекомендую. Хорошо, что понимаете. В любой момент? Очень хорошо, кхе-кхе! Я консультировался с профессором… Помните, да? Так вот, он готов вас принять, как раз такими редкими случаями интересуется. Сегодня. Нет, только сегодня, завтра он на конференцию уезжает… Что вы говорите? Согласны? В семнадцать ноль-ноль. Нет, сами вы не найдете, я заеду за вами. Скажем, в половине четвертого. Да, далековато добираться. Вообще-то нет, лучше я к профессору раньше подъеду. Ну, конечно, не брошу, о чем разговор! За вами заедет мой ассистент. На улице? Замечательно. А одеты во что будете? Ага, ага. Ну что вы! О чем разговор? Это мой, так сказать, врачебный долг! Да, не прощаюсь.