Внутри было жутко. В темноте и тишине, казалось, сами по себе начали шевелиться стены. Тусклый свет, вырывающийся из туалета, манил и притягивал – подполковник двигался к нему, как мотылек к свечке – бездумно и целеустремленно, с маниакальным желанием лучше сгореть, чем оставаться в темноте. В туалете, разумеется, никого не оказалось – просто лампочку не выключили, оставили вместо ночника. Дневальный шевельнулся было, дико косясь одним глазом на кубрик химиков, вторым – на комбата, но подполковник одним мановением руки поставил бойца в положение «смирно». Ботинки Стойлохрякова кощунственно нарушили тишину помещения – он шел проверить присутствие личного состава в положенном месте.
Личный состав присутствовал. Личный состав лежал на спине, укрывшись по грудь одеялами, вытянув поверх них тихо гудящие руки, и широко распахнутыми незрячими глазами смотрел в потолок. Из «дедов» не было только Простакова – в карауле, вспомнил комбат.
– Эй, бойцы! – шепотом окликнул химиков Стойлохряков.
Никакой реакции. Никто не шевельнулся, не моргнул, не вздохнул. Впрочем, дыхания не было слышно. На всякий случай подполковник помахал рукой над бледным лицом Валетова. Не шелохнулись ресницы, не мигнули веки, не шевельнулся широкий зрачок, глядящий в недосягаемую для простого смертного комбата даль. Стойлохряков в ужасе потряс бойца за плечо – голова тяжело качнулась и вернулась в прежнее положение. Плечо было холодным как лед. Трясущейся рукой подпол нащупал артерию на шее... Пульс был. Сердце младшего сержанта Валетова билось медленно, но ровно и мощно.
От внезапно наступившего душевного облегчения Стойлохряков вдруг почувствовал острую необходимость облегчиться. Он на цыпочках направился к двери кубрика, шагнул в коридор – и тут из-за спины донесся ледяной, потусторонний, безжизненный голос:
– Звездец комбату!
– Звездец!!! – стройно, как на плацу, откликнулся замогильный хор.
Подполковник стремительно обернулся – никто не пошевелился, не дрогнуло ни одно веко и даже дыхания по-прежнему не было слышно. Голос, который в прошлой жизни мог бы принадлежать Фролу Валетову, снова произнес:
– Звездец комбату! – При этом ни губы, ни грудь младшего сержанта не шевельнулись.
– Звездец!!! – так же стройно и грозно откликнулись остальные неподвижные тела. Стойлохряков начал пятиться, чувствуя, как сам начинает холодеть – во всех местах, кроме ног, по которым вдруг побежали тонкие горячие струйки.
– Воистину звездец комбату! – прогремел голос, на этот раз больше похожий на голос ефрейтора Резинкина.
– Воистину звездец!!! – Ледяное эхо отразилось от стен кубрика, волной хлынуло в дверь и понесло подполковника Стойлохрякова по коридору. Очнулся тот, дрожа и мелко крестясь, только далеко на улице, прислонившись к фонарному столбу и глядя через пустынный плац на бледно отсвечивающие окна казармы. Долго, очень долго комбат не мог ни понять, ни вспомнить толком, что же с ним произошло и происходило ли что-нибудь вообще с тех пор, как он решил зайти в казарму. Наконец он решил для себя, что все померещилось и что надо было побольше налегать не на первач, а на закуску. Он шагнул было вперед – и тут воспоминанием о жутком видении в ботинке хлюпнуло что-то теплое...
Ровно через час после полуночи в кубрик зашел бледный, светящийся в темноте забинтованными руками мумии лейтенант Мудрецкий. Обвел взглядом неподвижно вытянувшиеся тела и застывшие глаза, каркнул могильным вороном:
– Эй, «деды»! Встали и пошли!
Глаза моргнули, руки зашевелились – медленно, словно сопротивляясь самой идее движения. Послышался отчетливый жалобный скрип переутомившихся сверх всяких пределов связок и мышц, насилуемых железной волей бойцов.
– Быстро шевелимся, быстро! Комбат уже спит! – Скрипящий взводный был недоволен и неумолим. – Блин, встать, я сказал! Взвод, подъем, тревога!!! Выходи в коридор строиться!
Вбитые за два года и семьсот подъемов рефлексы взяли свое – тела начали шевелиться сами по себе, без всякого сознательного руководства и вмешательства в работу солдатского организма. Окончательно просыпаться химики начали только в коридоре, уже заняв свои привычные места в строю.
– Так, орлы мои! Командование нам поставило задачу, и мы ее выполнили. Как всегда, – начал свою короткую и скрипучую речь Мудрецкий, – командование нас кинуло. Тоже как всегда. Была поставлена новая задача – кто там стонет! Кто стонет, я сказал!!! Мы ее тоже выполним!
– Не сможем, товарищ лейтенант. – Валетов то ли громко вздохнул, то ли тихо всхлипнул. – Сил не осталось!
– Найдешь! – хрипнул Юрий и закашлялся. Показал младшему сержанту замотанный в бинты кулак. – Найдешь, я приказываю! Товарищ Стойлохряков только и мечтает, чтобы мы обломились. Так вот, обломится он, и на этот раз крупно. Как звучит наша новая задача? Только дословно!
– Не помню, товарищ лейтенант, не до того было...
– Вот то-то и оно, что не помните ни хрена! А я ее помню, и я ее выполню! Так, взвод, отставить разговоры! Вперед и вверх – то есть за мной! А там... там посмотрим, кто у нас кого воспитает!
Подполковника Стойлохрякова подвело, если разобраться, недоверие к собственным солдатам и нежелание брать на себя ответственность. Вот, например, организуй он караульную службу в батальоне в точности с требованиями устава... Тогда это был бы не подполковник Стойлохряков. Или служил бы он не в Чернодырье.
– А у нас все по-прежнему, караулу в парке оружие не выдают! – улыбнулся Мудрецкий старлею Бекетову. Впрочем, оценить улыбку тот не мог, поскольку как раз в этот момент Юрий связывал командиру разведвзвода руки за спиной, и тому было очень неудобно оборачиваться. – Неужели даже вам автоматы не доверяют, а?!
– Нам они и не нужны, – проворчал разведчик. – Было бы желание, мы бы вас тут в кучку сложили и без стрельбы... Ну кто так вяжет, кто так вяжет! Хочешь, сейчас развяжусь и покажу, как надо? Пригодится когда-нибудь...
– Лучше без этого... Знаю, что положили бы, и что? Потом объяснишь, что мы все были бешеные, обдолбившиеся, свихнувшиеся от общения с комбатом, и ты просто не стал рисковать своими подчиненными. И вообще, у нас после Чечни крыши съехали, что с нас взять, с невменяемых... Не сильно давит, не перетянул нигде?
– Нормально. – Старлей шевельнул плечами. – До утра досижу. Слушай, ты что брать будешь? «Бэтээр», «бээмпеху»? Или тягач танковый вместо трактора?
– Да ну, ими пахать неудобно, все передавят и потопчут... да и не привык я к ним как-то. А работа там тонкая. Надо и огород хорошенечко перекопать, и дом при этом не развалить, а двор у Шпындрюка не сказать чтобы сильно широкий. Тягач точно не протиснется – веранду свернет или еще что-нибудь. Ничего, все уже продумано. Комбат поставил задачу – мы ее выполним. Любой ценой, как положено.
– Ну-ну, выполняй, а я посмотрю!
– Давай сюда посажу. Смотреть удобнее будет. Резинкин, чего там?
– Да ну их на хрен! – Лучший водитель батальона был расстроен, как ребенок, у которого отняли только что подаренную игрушку. – Бензин весь слили! Придется что другое брать.