- А как ты угадал? - съязвил Шпындрюк.
- У меня забрали две мои машины. Пригрозили убить и меня, и Веру.
- Тебе говорили - они убийцы! - Глава был бледен. - Ты тут два года, а я жизнь здесь живу.
- Как они узнали, что поставок больше не будет?
Шпындрюк заерзал.
- Ты не привезешь армейский паек в мои магазины, я не смогу набрать денег, чтобы расплатиться. Я честно предупредил об этом Сивого.
- И повесил на меня всех собак! - рявкнул Стойлохряков так, что мужичка качнуло вместе со стульчиком. - Интересно, за кого они меня принимают? - Комбат снял трубку полевого телефона и, не по-доброму скалясь, стал называть один за другим позывные в трубку.
- Куда ты звонишь? - Холодец нерешительно подал голос.
- Одному хорошо знакомому доктору. Он тут по соседству.
- Вера совсем перепугалась? - снова начал не вовремя начштаба.
Комбат приложил палец к губам.
- Николаич, здоров, это Стойлохряков. Давно не воевал?… Да есть тут одно дело. Возьми человек тридцать из ветеранов. Может быть, придется… Милиция будет, - Стойлохряков вопросительно посмотрел на главу. Тот утвердительно замотал головой и забормотал:
- Господи, неужели избавлюсь я от них? Господи!
- Все по закону. Собери людей. Сколько тебе надо времени? Час? Это нормально. Жду, - Стойлохряков повесил трубку. - Давай сюда начальника райотдела милиции.
Шпындрюк тяжело дышал.
- Нужна санкция прокурора.
- Давай сюда прокурора.
Руководство района и военные, стоя на небольшой горушке, передавали друг другу один-единственный полевой бинокль. На небольшом удалении от домов простых жителей поселка Чернодырье стоял двухэтажный просторный особнячок с флигелечком. Вокруг него шел заборчик метра два высотой, скрывающий от посторонних глаз частную жизнь обитателей ухоженного уголка. Лейтенант Мудрецкий, сидя на высоком дубу, его специально пригласили, чтобы он по-молодецки на дерево залез, отчетливо увидел «Ауди» и «БМВ», стоящие внутри двора.
Жилистый майор из десантно-штурмовой бригады внимательно выслушал доклад слезшего с дерева лейтенанта, пнул ногой пропитанный влагой черный кусок земли, и тот разлетелся на мелкие кусочки.
- Даже не прячут машины, суки.
Стойлохряков повернулся к главе районной прокуратуры.
- Ну как, даете санкцию?
Человек с изможденным плохим пищеварением лицом не упрямился.
- Если машины действительно там, даю, но только милиции.
Стойлохряков не выдержал:
- Мне кран вызвать и вас повыше приподнять, чтобы вы сами убедились?
Николаич разбил очередной комок.
- Петр Валерьевич, не горячись. Милиции мы поможем на добровольных началах.
- Там мои машины. Я хочу получить их в целости и сохранности. Ведь вы же полезете… вы же не можете мне гарантировать…
Майор ухмыльнулся.
- Что твои тачки не заденем?
- Да.
- Нет, не можем. Конечно, пошлем человека, чтобы посчитал, сколько там людей. А вот с машинами… Ключи остались?
- Нет. Забрали и у меня, и у жены.
- У меня специалистов по угону нет. Найдешь человека, мы его прикроем. Лучше всего вывести тачки со двора до начала процедуры. К ночи ближе начнем. Приборы ночного видения есть. Проблем быть не должно.
- Специалиста по автомобилям, - комбат вздохнул. - Хрен его знает, поеду посмотрю личные дела.
* * *
Бабочкин, прибыв в парк, не запыхался. Ему не пришлось бежать. Дело оказалось настолько срочным, что его привезли на служебной машине подполковника с одной-единственной целью - найти Резинкина.
Долго Бабе Варе по парку лазить не пришлось. Витька он обнаружил в третьем боксе торчащим в двигателе БРДМа. Услышав, что Резинкина у него забирают, Батраков грязно выругался, не стесняясь прапорщика Евздрихина.
- Я полностью с ним согласен, - усатый мужичок постучал по металлическому корпусу гаечным ключом. - От нас требуют дитя, но кто ж его будет рожать?
- Комбат приказал, - повторил Бабочкин.
- Иди, - разрешил прапорщик.
Витек сорвался с места, и они вдвоем с Бабой Варей ломанулись к стоящему около ворот служебному «уазику».
- Валерик, что случилось? - волновался Резинкин. - Я вроде ничего не делал…
- Я не знаю, давай быстрее, комбат бледный и злой. Твое личное дело на столе.
- Ебть!
Резинкин кое-как привел себя в порядок. Ширкнул тут, подтянул там, одернул здесь, поправил на голове. Постучался в дверь кабинета.
- Да!
О, как орет командир-то!
- Резинкин, садись, - приказал комбат деловым тоном, и вовремя, потому что у Резинкина ноги подгибались и по спине лился пот в три ручья.
«Ну все, сейчас будет допытываться, кто лошадь ел. Никого не сдам. Молчать буду».
И тут вопрос:
- Ты почему в армию пошел?
Витек выпятил вперед грудь.
- Родину защищать.
Подполковник надул щеки, а потом взорвался:
- Ты мне мошну на глаза не натягивай!
- От тюрьмы надо было затариться. Из-за угона.
Стойлохряков едва заметно подобрел.
- Ну вот, на этот счет и у меня информация из военкомата имеется. Какие машины угонял? Наши, иномарки?
Потупив нос, парень сознался, что все.
- Значит, разбираешься?
- Немного.
- Надо украсть, - Резинкин повелся широкими глазищами, - «Ауди» и «БМВ». Неправильно я выразился: не украсть, вернуть. «Ауди», серебристый металлик. У «БМВ» цвет «лагуна». Соображаешь, это мои машины.
- Что ж вы, отнять не можете? - Комбат сломал попавшуюся под руку ручку. - Я понимаю, это не моя забота, - отработал назад Резинкин.
- Вот именно. Сможешь?
- Надо кой-чего достать…
- Чего?
* * *
- Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа-цыпа, - баба Валя, живущая на окраине села, ближе всех к хоромам Сивого, подзывала на кормежку своих куриц и время от времени поглядывала на особняк, не забывая костерить про себя его владельцев, неизвестно на какие деньги такую роскошь построивших.
Птицы разбрелись вокруг дома в поисках съестного. Подножного корма им явно недоставало, без весомых подачек хозяйки пришлось бы туго.
Стоя в старых зеленых резиновых сапожках, известных всей улице, прожившая семь десятков лет бабулька мерно высыпала из кастрюли пшеничное зерно вперемешку с пшенной крупой. Курицы с прытью спринтеров ринулись к еде, выскакивая из подворотен и щелей в старом заборе. Оголодавшие, они принялись тыкать клювами, постепенно окружая хозяйку со всех сторон. Уже после того как весь корм был раскидан, к ней подбежал первый кандидат на «секир-башка» - молодой и дерзкий петух, прозванный сопливыми пацанами Лысым за полное отсутствие хвоста. Наглость, с которой Лысый дрался за корм, раздражала бабу Валю. Она пару раз уже намеревалась навсегда прекратить его беготню по двору, сопровождающуюся обычно визгливым кудахтаньем - прочисткой горла, которое сменялось нудным и растянутым кукареканьем. Его песни - позор для самой большой стаи поселка.