– Ура подполковнику Васькову! – рявкнул с правого фланга Простаков.
И взвод дружно, как на московском параде, отозвался:
– Ура!!! Ур-ра!!! Ур-ра-а-а!!!
Уже в кабине «шишиги» Резинкин спросил своего взводного:
– Товарищ лейтенант, а чем это нас сегодня накрывали?
– ЯДГ, ядо-дымовая граната, – отмахнулся задумавшийся о чем-то своем Мудрецкий. – Стандартная штуковина, как я только о них забыть мог? Скажите Волкову спасибо, он первым сообразил. А что?
– Да ничего, уж больно прикольная вещица, – пробормотал Резинкин, запуская мотор. – Надо будет достать пару штук.
На гражданке пригодится, к противоугонке присобачу.
– Только учти, потом неделю сам ездить не сможешь, пока вонь не выветрится, – предупредил лейтенант. – Так что ты того... Поосторожнее с такими вещами. Тем более в салоне, в замкнутом пространстве. Если клиент вовремя выскочить не успеет – будешь потом труп из машины выковыривать. Или у вас угонщики на дело с противогазами ходить начали?
– Пока нет. – Виктор стронул машину с места и начал выворачивать руль. В зеркале заднего вида показалась отчаянно дымящая БРДМ с торчащей из водительского люка физиономией Кислого. Броневичок капризничал в незнакомых руках, но все-таки двигался. – А там видно будет, товарищ лейтенант.
* * *
Солдат должен знать свой плац. Это аксиома, это утверждение, не требующее ни малейших доказательств для любого, кто знаком с армейской жизнью не только по развеселым кадрам телевидения. Плац – это святое, это как знамя части, только огромное и залитое асфальтом. В крайнем случае – бетоном, но это уже местные особенности. Что неизменно, так это качество покрытия, обычно намного превосходящее все окрестные дороги. И даже если у самых ворот части проходит трасса федерального значения, то заплат на ней – в пересчете на квадратный метр – окажется намного, намного больше. Плац – это на века, плац должен выдержать многие тысячи подкованных ног, с силой дробящих его поверхность – и так из поколения в поколение...
Вполне возможно, что через тысячу лет от нынешней Российской армии не останется ни клочка камуфляжной ткани, все «калашниковы» будут переплавлены, корабли проржавеют и растворятся в Мировом океане, самолеты рассыплются в серую труху... Но археологам будущего, раскапывающим культурный слой военных городков, плац достанется целехоньким. Он преградит путь лопате – или чем они там будут копать? Он привлечет внимание. Он послужит доказательством высоких строительных технологий. И многие, многие диссертации будут защищены и провалены в попытках решить высший мистический смысл обнаруженных рисунков – геометрически правильных прямых линий, квадратов, кружков... Только в их высшем предназначении не возникнет никаких сомнений, поскольку чертеж этот – с точностью до сантиметров, но возможны местные варианты истолкования – будет одинаковым на всех обнаруженных площадках. И потом кто-то выскажет гениальную догадку, что эти серые площади служили для ритуальных жертвоприношений и праздников в честь грозных и беспощадных армейских богов...
Догадка воистину гениальная. Это подтвердит любой, кто заживо жарился на этом плацу или примерзал к нему, третий час подряд приветствуя в строю очередного бога с большими звездами на плечах. Или полубога со звездочками поменьше. Или, в конце концов, местного жреца этих богов, который качество строевой подготовки своей паствы пытается возместить количеством, надеясь на обещанный еще в училищном курсе диалектического материализма переход одного в другое и напрочь отвергая ту проверенную до него истину, что из задрюченного стройбата роту почетного караула не вырастишь.
Так или иначе, но свой плац знает любой солдат. К концу первого года службы – во всех подробностях. До камешка в асфальте, до вмятин на том месте, где пришлось отжиматься пятьсот раз подряд. И пройти строевым шагом по этому плацу он может с закрытыми глазами, не сбиваясь с ноги и не просыпаясь при этом. И все равно перед каждым важным событием его гоняют по этому плацу, гоняют, гоняют... Как только выпадает такая возможность – а найти ее отцы-командиры не могут разве что в напряженной боевой обстановке.
Учебной роте химразведки, как мы уже знаем, обстановка выпала максимально приближенная к боевой, и на строевой тренаж времени почти не осталось. Почти – потому что все-таки оставались утренняя и вечерняя поверки, развод на работы... мелочи, минуты в напряженных днях. И те были проведены кое-как, на дороге перед палатками – а плац, священный плац секретного объекта Мудрецкий видел только мельком, направляясь по делам в местный штаб. Подчиненные же его вообще смотрели на эту серую плешь впервые, что было несомненным упущением лично полковника Копца. Поскольку момент для первого знакомства был выбран явно неподходящий. Слишком торжественный.
Секретный объект встречал одно из высших божеств своего пантеона – командующего войсками радиационной, химической и биологической защиты генерал-полковника Сидорова. Рядом с ним на алтаре-трибуне возвышался еще какой-то идол, с погонами аж целого генерала армии – но не он, не он был непосредственным повелителем всех гофрированных ломов, а потому и не его с волчьим аппетитом пожирали глазами выстроившиеся на плацу товарищи солдаты, сержанты и офицеры. Это не старший по званию генерал привез с собой экскурсовода, это Сидоров решил похвастаться своей вотчиной перед кем-то там из московских кабинетов. И, в конце концов, именно главному химику армии решать, кто ему здесь понравится, а с чьих погон полетят метеорным дождем звездочки, кто с этого объекта уедет в Московский военный округ, а кто – в Сибирский. Так что – сами все понимаете, не маленькие.
Учебная рота под командованием старшего лейтенанта Волкова была задвинута в самый дальний и незаметный с трибуны угол плаца и для надежности прикрыта могучими плечами отдельного огнеметного батальона. Вообще-то никто не хотел выставлять перед начальственные очи пришлых раздолбаев, и своих хватало, но сверху пришло грозное повеление – встречать начальство должны все. ВСЕ! И никаких исключений для кого бы то ни было, кроме караула. С горя полковник Копец решил было отправить в караул всю роту целиком, но за его плечом вовремя возник майор Сытин и что-то прошептал на ухо. Скрипнул вставными зубами полковник, чуть не сломал их, но приказал готовиться к торжественному построению. И, как потом оказалось, правильно приказал.
Отгремел оркестр, генералы сказали в микрофон все, что хотели, построенные перед ними химики откликнулись, как положено. Роты бодро и весело протопали мимо трибуны, выворачивая шеи в попытке получше разглядеть начальство, на которое им приказали равняться. Генерал армии на середине торжественного марша заскучал, устал держать ладонь возле фуражки и удалился с трибуны, чтобы поговорить с Москвой. То ли с министром, то ли с президентом, то ли с супругой – ну кто в нашей армии будет интересоваться у начальства, как именно оно свою спецсвязь использует? Да пусть хоть снимет трубку и сидит в своей машине, дареный коньяк пробует – лишь бы не мешалось оно, любимое, не лезло, куда не надо...
Заметив удаляющуюся спину московского гостя, полковник Копец вздохнул с немалым облегчением. Значит, можно еще какое-то время пожить. Со своим генералом он как-нибудь объяснится.