– Все на месте? Тогда садитесь и держитесь, у нас ремней не предусмотрено! Давайте, к носу поближе размещайтесь, вы всем скопом еще одна тонна! Если с ботинками взвешивать!
Откуда бы могли взяться аэрофлотовские ремни безопасности в салоне, не содержавшем даже намека на мягкие кресла? Химики кое-как расселись на металлических лавках, протянувшихся вдоль бортов, прилипли к редким иллюминаторам. В небольших круглых окошках виднелись в основном бетонные плиты, вцепившаяся в их кромку степная трава и дрожащие тени от винтов. За спинами, в хвосте, заскрежетало и лязгнуло – поднялась аппарель, потом с глухим стуком сомкнулись створки люка. Рев движков на некоторое время притих, потом снова усилился, отдаваясь неприятной дрожью по всей дюралевой туше. Бетонка дрогнула и двинулась мимо иллюминаторов: сначала медленно и печально, а потом все быстрее и быстрее.
Борт с перепуганными химиками внутри долго рулил мимо толстопузых «Илов» и расслабленно опустивших длинные крылья бомбардировщиков. Двигатели то почти совсем затихали, то начинали грохотать так, что машины на рессорах чуть заметно покачивались. Наконец самолет окончательно выбрал верную дорогу и замер. Химики без всякого приказа втянули головы в плечи и покрепче ухватились за все, что показалось надежным. Моторы взревели еще раз, и первый стык между плитами бетонки чуть заметно толкнулся снизу. Второй был гораздо ощутимее, а затем началась сплошная и все ускоряющаяся тряска. Внезапно она прекратилась, и все в отсеке резко встало на дыбы. Пирамида ящиков и коробок перекосилась, потеряла всякую стройность и правильность форм, авоська из капроновых ремней сползла под колеса бээрдэмки вместе с разнокалиберным содержимым.
– Летим! – первым догадался Валетов. Заорал радостно и испуганно: – Мужики, оно все-таки летает!
– Молчал бы лучше... – поморщился Простаков. Его широкое лицо явно меняло оттенок со здорового розового на похмельно-запойный сизый. Потом Леха сглотнул и беспокойно поинтересовался: – Товарищ лейтенант, а здесь эти... ну, пакетики... на всякий случай которые... Они имеются или надо было свои брать?
– Ты чего, укачиваешься? – изумился Мудрецкий. – Или летать боишься?
– Вообще-то не боюсь, – Простаков боролся с рвущимся на волю желудком, но явно мог в любой момент проиграть этот неравный бой. – Я на самолетах летал, и на вертолетах тоже. А вот на этом чего-то... ну... не по мне это... Ой, простите, сейчас, кажись!..
Леху перекосило, он поднес руки к лицу и жутко выпучил глаза. С хлюпаньем втянул в себя воздух... Очередная атака была отбита, но следующая могла увенчаться прорывом обороны прямо на пол и на всех, кто окажется поблизости. Требовались срочные меры, а пакетиков, естественно, не было. Не входят они в перечень услуг, предоставляемых военно-транспортной авиацией. И, естественно, химики заранее ими не запасались – ну кто ж знал, что летать придется!
Взгляд Мудрецкого лихорадочно шарил по салону в поисках спасательного средства. Хотя бы подручного. Хоть что-нибудь, какую-нибудь емкость... Ящик? Не то, и разгружать долго, а Простаков, судя по судорожному дыханию, готов уже сейчас. Приборы? В комплект ДП-5, помнится, входили какие-то полиэтиленовые пакетики, но такие крохотные, что Простакову ровно на один плевок хватит... Машины? Где-то в «шишиге» ведро валяется, но в общей куче его искать и искать. Что еще? Думай, химик, думай!
Юрий еще раз посмотрел на корчащегося и зажимающего рот сибиряка, машинально перевел взгляд от страдальческих глаз к животу, виновнику всех бед... Вот оно!!! На поясе, как и у всех во взводе, болтался зеленый чехол с перчатками и бахилами от ОЗК. Ну, перчатка-то маловата...
– Младший сержант Простаков! – Мудрецкий рявкнул так, что изумленный Леха судорожно сглотнул все, что лезло из желудка. – Химическая тревога!
– Так... товарищ лейтенант... Плащ же в машине! – просипела жертва воздухоплавания.
– Одевай что есть! – грозно нахмурился командир взвода. – Какого черта снаряжение валяется хрен знает где?! Вот уж действительно раззвездяи, мать вашу!
Ошарашенный Простаков потянул из чехла тугой резиновый сверток. В это время самолет заскрипел, затрещал и перекосился. Глаза младшего сержанта подпрыгнули и звонко щелкнули изнутри по черепу. Щеки забавно раздулись, и товарищи поспешили отодвинуться от обреченного бойца на максимально возможное расстояние.
– В бахил! В бахил, кому говорю!
– И от лавки подальше! Он лопнуть может! – истошно заорал Валетов, которому никак не удавалось проскочить в узкую щель между скрючившимся приятелем и бортом бээрдэмки. Покинуть возможную зону поражения он не успевал.
Леха понимающе кивнул и сорвался с места. С неожиданным для такого массивного человека проворством нырнул между броневиком и «шишигой». Почти сразу же оттуда послышались характерные звуки, сопровождающие любое обострение морской болезни, – и сразу вслед за ними раздались дикие крики и грохот металла.
Вообще-то борттехник был сам виноват в случившемся. Ему еще до взлета полагалось дойти до пилотской кабины и сидеть там, что называется, на подхвате. Но сначала нужно было получше проверить крепление люка... потом одна из растяжек грузовика показалась недостаточно надежной... Словом, очень не хотелось ему идти и получать очередную порцию теплых слов от бортинженера. Поэтому злосчастный Славыч встретил отрыв от земли в уютном отдельном помещении с хорошим обзором – в бывшей кабинке бортового стрелка, прилепившейся под хвостом... то есть под хвостовым оперением. Пушки давно были сняты за ненадобностью, аппаратура раскулачена, зато оставалось кресло и множество неприметных закоулков, в которых так удобно хранить разнообразную заначку. Например, стандартную пехотную фляжку с не рекомендуемым для пехоты содержимым. В принципе и летчикам во время полета спирт употреблять запрещается, но что поделать, если нервы на пределе, а работать надо.
Умиротворенный и успокоившийся, готовый к любым поворотам судьбы и переворотам самолета, техник пробирался к кабине.
На свою беду, он выбрал тот борт, лавки вдоль которого были не заняты пассажирами; что, в общем-то, понятно – зачем ходить по ногам, когда свои подрагивают? Попутно можно было заглянуть в кузов... Впрочем, там не нашлось ничего особенно интересного, и борттехник уже почти миновал кабину «шишиги», когда перед ним возникло чудовище. У чудовища была страшная зеленая морда с раздувающимся и колышущимся хоботом, ужасные багровые глаза размером почти что с донышко эмалированной кружки и дикий, выворачивающий нутро рык.
В следующее мгновение Славыч наглядно доказал тот некогда спорный вывод, что человек произошел от обезьяны, а не был вылеплен из глины. Ни одно глиняное изделие не способно за долю секунды взобраться по дюралевому, нависающему над головой борту, цепляясь только за скользящие в руках вертикальные ребра-шпангоуты. Впрочем, и для большинства обезьян эта задачка была бы достаточно трудной – особенно если надеть на них ботинки и отрезать хвост.
Зависнуть на потолке борттехник не смог. Если бы самолет стоял в это время на земле – запросто, а крен при повороте просто стряхнул его на броню БРДМ. Извернувшись в воздухе, Славыч упал на все четыре конечности и тут же длинным лягушачьим прыжком стартовал прямо в руки ничего не понимающему Мудрецкому. Лейтенант послужил достаточно неплохой подушкой безопасности, а вот сам продолжил траекторию полета и с размаху приложился затылком в ближайший иллюминатор.