– А ведь в крайнем случае мы имеем право даже применять оружие, Владимир Сергеевич! Так что убедительно вас прошу не оказывать сопротивление представителям власти!
Неожиданно он запустил руку в карман моего халата и, точно фокусник, выхватил оттуда еще один прозрачный пакетик.
– У-у! Да у нас тут одни сюрпризы! – издевательски пропел он. – Пожалуй, все ясно, а, товарищи? – Он повелительно взглянул через плечо. – Будем оформлять задержание.
Лица моих коллег выглядели натянутыми и испуганными. Кажется, они принимали разыгрывающийся здесь спектакль за чистую монету. У меня не было сомнений, что они подмахнут и протокол, который наскоро составлял, опять усевшись за мой стол, майор Миронов. Мышеловка, таким образом, захлопывалась.
Терять мне теперь было нечего, и у меня невольно мелькнула мысль о бегстве. Пока Миронов писал, высунув от усердия кончик языка, я искоса посмотрел, что творится вокруг. Мне пришло на память, что снаружи в замке ординаторской торчит ключ, и, если бы мне удалось каким-то образом выскочить из кабинета, я мог бы запереть всю компанию и получить несколько минут форы. Может быть, тогда бы я сумел выбраться из больницы, которая стала для меня ловушкой.
Но у дверей, привалившись плечом к косяку, по-прежнему бдил мордастый недоверчивый страж, а тот оперативник, что стоял рядом, уже многозначительно позвякивал наручниками, неизвестно откуда взявшимися. Пиджак его был расстегнут, и за отворотом пиджака угадывалась ременная сбруя, наверняка поддерживающая кобуру.
Объективно оценив ситуацию, я понял, что, к сожалению, шансов у меня практически нет. Пройти кордон из трех вооруженных мужиков я не успевал – просто не хватало времени, как сказал бы Жванецкий. Но, если бы я отложил свою попытку на потом, она была бы полностью обречена на провал, потому что в следующую минуту на меня должны надеть наручники. Не мог я выпрыгнуть и в окно, потому что оно было сегодня наглухо закрыто.
Я совсем уже было решил ухватиться за наивную мысль о привлечении к делу моего несуществующего адвоката, как неожиданно в судьбу мою вмешался человек, чьего появления никто не ожидал. Он сыграл роль той соломинки, за которую цепляется утопающий – нередко с пользой для себя.
Майор Миронов закончил свой вдохновенный труд и удовлетворенно посмотрел на меня. Лицо его было хрестоматийно усталым, но довольным. Он поймал опасного преступника и был полон сознания, что не даром ест свой нелегкий хлеб. За моей спиной опять звякнули наручники. Я уже было открыл рот, чтобы выразить свой последний протест, но в этот момент с шумом открылась дверь и в ординаторскую вошли новые действующие лица.
Первым появился Борис Иосифович Штейнберг – в белом ординаторском халате, из-под которого выглядывал новенький нарядный галстук, весьма гармонирующий с фигурной серебряной шевелюрой грозного зама. Следом шел худой и желтолицый Аникеев – тоже зам, но по хозяйственной части. Войдя в комнату, он не обратил никакого внимания на находившихся там людей, привычно профессиональным взглядом оценивая в первую очередь состояние стен, оконных переплетов, батарей отопления и прочего сопутствующего инвентаря. Замыкал шествие вертлявый молодой человек в полотняном белом костюме, который был у Штейнберга кем-то вроде мальчика на побегушках. Кажется, он числился лаборантом в отделении судебной медицины. Его мы тоже не заинтересовали, потому что он ни на секунду не сводил глаз со своего шефа.
Однако Бориса Иосифовича волновали прежде всего именно люди. Наверное, до него дошли слухи, что в терапии творится что-то неладное, и он поспешил вмешаться в события. Следует учитывать, что ему уже испортили с утра настроение сообщением о насильственной смерти сотрудника.
– Что здесь происходит? – властно спросил он, коротко взглядывая на присутствующих и сосредотачивая окончательно внимание на одном лишь Макарове, которого в известной степени мог считать равным себе.
Однако Игорь Станиславович, необычно растерянный и даже уничтоженный, лишь беспомощно развел руками. Красноречие на этот раз подвело его.
Объясняться пришлось майору Миронову. Приосанившись и напустив на лицо строгости, он потребовал от Бориса Иосифовича представиться.
– Моя фамилия Штейнберг! – прогремел зам, бледнея от удивления. – А кто вы такой, черт побери?
– Майор Миронов из управления МВД, – злорадно сообщил оперативник. – Что же, господин Штейнберг, развели, получается, в учреждении наркоманию?
– Что?! – гневно рыкнул Штейнберг и возмущенно оглянулся.
Внезапно глаза его остановились на моей физиономии. В комнате повисла ужасная тишина. Все подобрались и невольно затаили дыхание.
– Ладыгин? – тихо-тихо произнес Штейнберг. – Почему я опять вижу перед собой вас? Почему я не вижу, скажем, того же... Корзухина, например?
Пока он медленно проговаривал слова, я боковым зрением прикинул расположение фигур в комнате. Оно выглядело гораздо благоприятнее, чем минуту назад. Оперативник с наручниками из уважения к седовласому доктору отступил несколько в сторону и теперь находился у Бориса Иосифовича за спиной. Аникеев и молодой человек в белом костюме почтительно замерли в дверях, перекрывая тяжеловесу зону. В такой ситуации хороший целенаправленный бросок мог решить все дело.
Абсолютно мирным тоном, словно отвечая Борису Иосифовичу на его риторический вопрос, я произнес:
– Вы не видите Корзухина, потому что смотрите в другую сторону, Борис Иосифович! Но если вы повернете голову направо, то увидите Корзухина как на ладони...
Загипнотизированные моим идиотски-убедительным тоном, все присутствующие как по команде посмотрели на Корзухина, который страшно смутился. Это секундное замешательство меня спасло.
Я вдруг ощутил себя сгустком бешеной, рвущейся наружу энергии – чем-то вроде шаровой молнии, мчащейся во тьме в поисках выхода или смертельного взрыва. Мозг мой отключился – дальше действовали тело и инстинкт.
Коротким толчком я отбросил от себя Штейнберга, столкнув его с милиционером, который от неожиданности пошатнулся, налетел на стол и кувыркнулся через него, выронив наручники.
А я уже метнулся к двери – точно нападающий в американском футболе, – заставив в испуге отпрянуть Аникеева с молодым человеком. Они шарахнулись назад, мешая милиционеру, а я, не останавливаясь, еще и безжалостно врезался в них корпусом, и вся эта троица, смешавшись в клубок, покатилась в сторону.
Я еще успел выскочить в коридор, захлопнуть дверь и повернуть ключ. Какие-то мгновения в запертой комнате царила полная тишина. Пользуясь каждой секундой, я так рванул по коридору, что, наверное, установил новый рекорд на стометровке. Когда я выскакивал на лестницу, сзади послышался хруст выламываемой двери и чей-то крик: «Не позволю!» По-моему, это кричал Аникеев.
Я слетел вниз по лестнице, так что ветер свистел в ушах. Поскальзываясь на мраморном полу, бросился к выходу. Какие-то люди в белых халатах шарахались от меня в стороны. Проскочив вестибюль, я врезался в выходную дверь, едва не сорвав ее с петель. Оставались еще асфальтовая дорожка и пропускной пункт. Оттуда навстречу мне выскакивали охранники – видимо, их успели предупредить по телефону.