Ашхабадский вор | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Сперва скажи, что это был за товар? – Алексей задал встречный вопрос главным образом для того, чтобы выиграть время.

Наглость – а что это, господа хорошие, как не наглость, когда четверо вооруженных людей не испытывают здорового страха перед шестнадцатью не хуже вооруженными людьми, смеют говорить с ними на равных – нешуточно возмутила безлицых верховых. Они заголосили, потрясая оружием, кони под ними заходили.

Наверное, и главарь кавалеристов еле сдержался от желания скомандовать: «Огонь!». Но – на что и ставил Алексей (да и, честно признаться, не на что им больше ставить), товар настолько важен и дорог этим романтикам больших каракумских дорог, что они многое смогут проглотить. Смогут до тех пор, пока не вернут себе товар или не уверятся, что сделать это невозможно. Многое проглотят, но – не все. И потому грань, за которую перейти нельзя, надо чувствовать, как канатоходец – натянутый трос.

И вот старший вновь заговорил. И его голос заставил остальных смолкнуть, угомониться.

– Товар в двойных мешках. Внутренние из непромокаемой прорезиненной ткани, наружные – обыкновенные, из мешковины серого цвета. Двадцать два мешка.

Джумагуль уже давно выразительно смотрела на Карташа. Алексей отлично понимал ее немой вопрос – может быть, пора назваться? Но Алексей решил пока что приберечь этот ход.

– Товар цел, он в надежном месте. Нам он не нужен, – сказал Карташ. – Все, что нам нужно – это продолжить свой путь.

«Который хрена с два удастся продолжить», – мысленно дотянул до логического конца свою реплику Карташ.

– И где наш товар? – главарь повторил свой вопрос с угрожающей интонацией.

– Если я скажу сейчас – где, неужели ты мне поверишь? – сказал Алексей с невеселой ухмылкой.

– Мы поедем туда с тобой и твоими людьми, русский. А сейчас ты мне скажешь, где Садулла и его люди, – наконец-то и этот вопрос заинтересовал главаря. – И как товар попал к тебе. И еще ты скажешь мне, кто ты такой и что здесь делаешь.

С ответом Карташ несколько задержался, и не по своей воле. Один из всадников вдруг поднялся на стременах, выхватил кинжал размером с добрую саблю, принялся размахивать им и что-то выкрикивать. Судя по порывистости и горячности, молодой боец. В смысле – салабон.

Карташ не стал прибегать к помощи Джумагуль. И без перевода ясен смысл: связать этих неверных, гяуров, и пытать, пытать, пытать, пока не скажут все.

Главарю пришлось отвлечься на горячего бойца, прикрикнуть. Потом он обратился к остальным с короткой речью, разбитой на фразы, состоящие из одного-двух слов. Спич сопровождался убедительными, но насквозь непонятными взмахами левой руки. Левша он, что ли, шайтан его задери?..

«А ихний старшойненавистью к нам определенно не пылает, – подумал Карташ, дожидаясь, пока окончится вразумление подчиненных. – Судя по морщинам у глаз, голосу, знанию русского, ему лет за сорок. Почти верняк, что он служил в Советской армии. У среднеазиатов в советские годы неслужившийсчитался кем-то вроде порченого, им брезговали, девок замуж за такого не выдавали. А то еще не срочную, а кадровую не служил. Может, признал во мне офицера и заработала корпоративная солидарность? Не, это чересчур романтическая версия. Ближе к правде, думается, будет предположение, что он недолюбливал этого Садуллу. А еще вернее, что мы оказали ему добрую услугу, убрав сильного конкурента по наркопромыслу. Возможно, благодаря нам он теперь приберет к своим рукам бесхозное дело…»

Наконец вразумление закончилось, и Карташ смог дать ответ – максимально вежливо:

– Мы не знаем никакого Садуллы. Но, наверное, ты говоришь о тех людях, что напали на нас в городе Уч-Захмет. Нас застала в пути песчаная буря, мы вынуждены были вернуться в Уч-Захмет, чтобы переждать бурю. Возможно, по той же причине в городе оказались и те люди, что напали на нас. Но причина, по которой они напали на нас, мне неизвестна. Может быть, они приняли нас за других. Мы просто не дали себя убить. Согласись, не дать себя убить – для мужчины уважительная причина. Я думаю, подтверждением правдивости моих слов служит то, что мы не взяли товар.

Среди воинов возник легкий шепоток: никто ни бельмеса не понимал, о чем толкует бледнолицый, однако выражать вслух свое недовольство этим фактом они не решались.

– Садулла был хороший воин, – после некоторой паузы задумчиво произнес главарь. – Очень хороший. И его люди были не последние в своем ремесле. Как вам удалось его победить?

– Мы тоже кое-что умеем, – сказал Карташ с наигранным бахвальством. Вроде бы, на Востоке хвастаться своими доблестями в порядке вещей, даже приветствуется. А если и не так, то ничего страшного.

– Допустим, ты говоришь правду, – взгляд старшого буравил Карташа, но ненависти в нем определенно не было. – Однако под вами верблюды Садуллы. Вы взяли их себе. На чем же вы передвигались до этого? Почему я не должен думать, что вы напали на Садуллу и его людей ради того, чтобы завладеть верблюдами? А товар вы могли не взять с собой из хитрости, но запланировали вернуться за ним позже.

«Умный, сука», – не без уважения подумал Карташ.

– Мы ехали на автомобиле, но он сломался, – сказал он. – Мы пошли пешком. Да, нам предстояло идти пешком и дальше, – Карташ предпочел сказать правду. – Ты волен подозревать нас в чем угодно. Но разве не могло все обстоять именно так, как я рассказал? А если могло, то неужели тогда правота не на нашей стороне?

– И куда же вы шли? И ты, русский, не ответил: кто вы такие?

Карташ повернулся к туркменке.

– Скажи им, Джумагуль.

Джумагуль глубоко вздохнула, словно готовилась к прыжку в воду со скалы, и начала говорить. Говорила она, как показалось Карташу, довольно долго. Поначалу спокойно, потом разгорячилась. Карташ расслышал несколько знакомых имен.

Выслушав ее, главарь сказал:

– Я, разумеется, знаю... знал Аширберды Аллакулыева, хозяина Дангатара, и слышал о самом Дангатаре. Да, женщина сказала так, что твои прежние слова стали весить тяжелее. Но еще далеко до того, чтобы поверить им. Я не буду спрашивать тебя, русский, зачем ты и твои люди понадобились самому уважаемому Аширберды, мир его праху. Потому что он былочень большой человек и о нем пусть спрашивает тоже очень большой человек. О нем у тебя спросит мой хан. И это мое последнее слово, мое окончательное решение.

«Все к этому и шло, – устало отметил про себя Карташ. – Ну не отпустили бы они нас, в самом деле, подобру-поздорову, даже скажи мы им, где валяются ихние мешочки с марафетом!»

– А кто твой хан? – спросил Алексей, потому что вроде как должен был об этом спросить.

Старшой ненадолго задумался. Вряд ли он напряженно вспоминал имя своего хозяина, скорее уж думал о том, не слишком ли жирно будет этому русскому знать так много.