— Задувай свечи.
— Но, папа!
— И загадай что-нибудь хорошее.
— Ладно, — сдалась Анна и задула свечи.
Пока гости расправлялись с десертом, она сидела как на иголках и беспрестанно всех торопила, а потом первой выскочила из кабинета. Я поспешил следом, но только вышел на крыльцо, как меня отозвал в сторону швейцар.
— Господин Бриг оставил для вас пакет в гардеробе, — предупредил он.
— Еще вернусь, — кивнул я и присоединился к остальным.
— И где подарок? — затеребила Анна отца. — Ну папа!
— А вот! — И жестом циркового фокусника Томас указал на сверкавший свежей полировкой лимузин в эксклюзивном кузове, выполненном на заказ; огромные фары, затейливая решетка радиатора, серебряная фигурка крылатого ангела на капоте.
— Это тебе, дорогая! — обнял он Анну.
Все буквально остолбенели, и только Кай Дворкин толкнул меня локтем в бок и прошептал на ухо:
— Давно ли папа называл дочку суфражисткой за одно лишь желание работать в газете?
— Полагаю, к лимузину прилагается шофер, — решил я, поскольку курсов вождения Анна не посещала.
И точно, когда господин Соркин подвел дочь к автомобилю и распахнул дверцу, он объявил:
— Теперь тебе не придется ловить такси. Тебя будут отвозить, куда потребуется, и ждать столько, сколько придется.
— Папа! — Анна повисла у него на шее, поцеловала в щеку и обернулась к нам. — Простите, мальчики, но нам пора! Виктор, не забудь вино!
Они с Эллой забрались на заднее сиденье, Томас прикрыл дверцу, и мягко заурчавший мощным двигателем лимузин выехал с парковки на проезжую часть.
— Господа, вынужден вас оставить, — тут же распрощался с нами Соркин и зашагал к дожидавшемуся его автомобилю.
Кай достал из кармана мятую коробку папирос, я тоже закурил.
Оставшийся с нами Роман Волин поглядел вслед укатившему в ночь лимузину и усмехнулся:
— Вот ради таких моментов и следует жить.
— Ради покупки автомобиля? — уточнил Дворкин.
Франту прозвучавшая в вопросе репортера ирония по вкусу не пришлась.
— Без обид, вы люди не нашего круга, вам не понять, — объявил он и продолжил уже для меня: — Виктор, не сочтите, будто лезу в чужие дела, но у вас с Анной нет абсолютно ничего общего. Ваши отношения — это легкая увлеченность, лишенная будущего. Хотите избежать разочарования, относитесь к этому именно так.
— Ваше мнение крайне важно для меня, Роман, — уверил я собеседника, прикрыл ладонью рот и зевнул. — Учту. Обязательно.
Волин смерил меня презрительным взглядом, развернулся и зашагал прочь.
— Поражаюсь твоему спокойствию, — удивился Кай.
Я выкинул окурок в урну и развернулся к репортеру:
— Некоторые полагают, что в нашей работе главное — уметь задавать вопросы. На самом деле нужно просто уметь слушать. Слушать и делать правильные выводы.
— Как скажешь, — пожал плечами Дворкин и полез во внутренний карман пиджака. — Твой Марк Наговски оказался прелюбопытнейшим типом, — протянул он мне пухлый конверт, набитый старыми газетными вырезками. — Крайне неординарная личность, я бы сказал.
— А в двух словах? — спросил я, не решаясь заглянуть внутрь.
— Гангстер. Полиция подозревала его в дюжине взломов, но до суда дело ни разу не доходило. В Вечности он чувствовал себя как дома, через нее и проникал в хранилища банков и богатые особняки. — И Кай рассмеялся. — Специального дивизиона тогда не существовало, от тебя бы он точно не ушел…
Я вытащил из конверта сделанный в полицейском участке снимок, внимательно изучил его и решил, что пошел не в отца, а в мать. Определенное сходство еле-еле угадывалось, поэтому репортер ничего и не заподозрил.
— На кого он работал? — спросил я.
— Не совсем понял, какие именно отношения его связывали с Адамом Мароном, но знакомы они были.
И точно — на следующей фотокарточке оказались запечатлены два одетых по моде того времени элегантных господина и паренек лет двадцати в перетянутой подтяжками рубахе и бесшабашно сдвинутой на затылок шоферской кепке. На обороте едва угадывалась выцветшая за долгие годы надпись: «Адам и Борис Мароны, Марк Наговски, крыльцо ресторана „Вальдшнеп“, май пятого года».
— По слухам, — продолжил закуривший новую папиросу Дворкин, — они выросли на одной улице и знали друг друга с детства, но точно сказать нельзя — об Адаме Мароне до того, как он пошел в гору, мало что известно.
— Понятно, — кивнул я, доставая газетную вырезку. — Что еще?
— Все шло по накатанной, пока на горизонте не появился профессор Шмидт.
— Кто такой?
— Археолог, специалист по истории алхимии, — не очень понятно объявил Кай. — Об экспедиции в Старую Башню ты хоть слышал?
— Старая Башня, Старая Башня, — задумался я и прищелкнул пальцами. — Точно, Анна об этом в своей статье упоминала!
— Именно, — подтвердил Дворкин. — Исследования Шмидта спонсировал Дэвид Волин.
— Вот оно как?
Старая Башня была городом-легендой, который три столетия назад полностью поглотила Вечность. Как поговаривали, случилось это из-за неудачного эксперимента тамошних алхимиков, но пролить свет на обстоятельства катастрофы не сумела даже обследовавшая руины экспедиция.
— Профессору требовался человек, который мог свободно перемещаться по Вечности, и кто-то свел его с Наговски, — продолжил Кай свой рассказ. — Поначалу все шло неплохо, но когда Шмидт уже готовил экспозицию к открытию, его убили, а часть экспонатов похитили.
Я только кивнул, увлеченно листая старые газетные передовицы.
«Кровавое убийство! Профессор застрелен! Трое охранников мертвы! Экспозиция разграблена! Марк Наговски объявлен в розыск!»
— Из уважения к профессору Волин-старший свернул все исследования, а вскоре и вовсе уехал из города и увез с собой остатки экспозиции, — пояснил Кай, дав дочитать мне до конца. — Его сынок приволок это барахло обратно и организовал дом-музей, а Марка Наговски так и не нашли. Ни его, ни похищенных экспонатов.
— Понятно.
И в самом деле — теперь понятно; понятно, зачем кому-то понадобилось взламывать банковскую ячейку.
Пытались отыскать указания, где спрятаны похищенные ценности, это ясно. Но зачем выжидали целых двадцать пять лет?! Очень сомневаюсь, что дело в столь длительной отсидке кого-то из бывших подельников отца. Но почему тогда все началось именно сейчас?
Репортер склонил голову набок, с интересом разглядывая меня, а потом ожидаемо спросил:
— Могу я теперь узнать, в связи с чем Марк Наговски вызвал твой интерес через четверть века после исчезновения? Мне мнится какая-то страшная тайна, вполне достойная передовицы.