Потом они выбрались, и Артур не мог не ужаснуться, осматривая своих людей. Больше всего досталось Старшине книжников. Бедный старик не мог остановить кашель, сплевывал и отхаркивался; несмотря на очки, глаза его разъела пыль. Остальные выглядели немногим лучше; даже лошади дрожали, точно загнанные зайцы. Черные, как смоль, волосы мамы Роны и рыжие патлы Христофора стали серыми. Самым хитрым, естественно, оказался ксендз: он повязал не только голову, но прихватил веревками рукава и отвороты кожаных штанов.
– Наши так не умеют, - повторил Семен и выплюнул комок серой слюны.
Но Коваль уже и сам понял, что до подобных шалостей русским Качальщикам далеко.
– Три года назад здесь было чище, - отозвался Станислав. Он наклонился и пытался гребнем расчесать свою густую шевелюру. - Теперь я вижу, что песок переместился. Но раньше за песком была зелень…
Сумрачные буки уступили место корявому, лишенному листьев подлеску. Всё, что росло или делало вид, что растет, приобрело отталкивающий, мышиный оттенок. Артур не мог побороть омерзение. Вместо кустарника стояли дряблые, согбенные скелеты. За скелетами из черного месива выступали покореженные, уродливые пни, выбросившие навстречу солнцу пучки засохших веток, больше похожих на щупальца. Из переплетения веток свисали мокрые кожистые лианы, с них сочилась тягучая клейкая жидкость. Ковалю показалось, что к дрожащим нитям лиан прилипли десятки мертвых насекомых. В таком случае выходило, что каждая мушка была размером с воробья…
– Это дубы, - заявил глазастый Карапуз. - Чтоб мне сдохнуть, это же дубовая роща…
По правую руку, насколько хватало глаз, тянулись почти правильной прямоугольной формы ряды каналов с застывшей черной водой, точно посевы риса или следы аккуратной бомбежки. Трава между ямами полегла и скукожилась. Из ближайшей илистой канавы высовывалась изящная мансарда с флюгером и остекленной верандой, внутри которой, словно законсервированные, красовались вазочки с цветами. Чуть дальше над водой болталась полукруглая, нарядная когда-то вывеска пиццерии. По одному из покосившихся столбов вывески, оставляя за собой потеки слизи, ползала рогатая улитка величиной с котенка.
– Медленно идет к нам, - озабоченно сказал Христофор, указывая за спину, где клубились песчаные буруны. - Неживое и живое, над землей и под землей…
– Это город, - кивнул на квадратные ямы Качальщик. - Недостертый город.
Воздух стал влажным. Заметно понесло гарью. Пропали телеграфные столбы и защитные щиты, бесследно исчезли могучие станины с путевыми указателями. И даже солнце, устало катившееся на запад, казалось грязным и блеклым, как пораженный катарактой зрачок…
Но было еще кое-что, озадачившее Коваля.
Между илистых черных канав уходил влево слабый след подъездной дорожки, вдоль которой, будто непереваренные трясиной, торчали обломки пластиковых конструкций. Определить их назначение не представлялось возможным. В конце дорожки, в сотне метров от шоссе, выглядывали из рыхлой, неприятно блестевшей почвы остроконечные черепичные крыши.
– Целая улица… Она утонула, - подобрал слово Даляр.
Останки крыш тянулись двумя параллельными линиями, между ними разливалось безжизненное антрацитовое озеро. Еще дальше, в кругу кривобоких, плешивых растений, торчала покосившаяся верхушка кирпичной ратуши. Снизу доверху темно-красный в прошлом кирпич был сейчас покрыт белым и зеленым налетом, точно разные виды плесени соревновались, кто быстрее сожрет воспоминание о человеке. Из разбитого стрельчатого окна здания высовывался гигантский птичий скелет. Видимо, четвероногая утка устроила гнездо в недрах муниципальной собственности. А потом явился кто-то, еще более крупный, подкараулил птицу в ее домике и перегрыз ей горло. На расстоянии Артур различал острую килевую кость и раздробленный позвоночник.
И ни единого звука, только звон в ушах, словно после разрыва снаряда…
– Не поет больше, - заметил Людовик, орудуя шомполом в дуле карабина.
– Дорога умерла, петь некому, - объяснил поляк. - Дорога поет, пока ее ломает.
Артуру, в свое время, довелось участвовать в стирании нескольких десятков некрупных населенных пунктов в глубине России. И всегда Качальщики сначала определяли точки приложения сил, скрупулезно собирали "плавающий" узел, чтобы, не дай бог, не выпустить процесс из-под контроля…
Тут всё было иначе. Землю раскачали небрежно, часть домов осталась на виду. Либо тот, кто вывернул наизнанку южную Германию, действовал как взбесившийся слон, либо…
– А может, это Звенящая метка? - нерешительно спросил Коваль.
Семен Второй присел, растер в ладони горсть земли, поднес к носу.
– Похоже на то, но кто их видел?..
– О чем идет речь? - к полуживому книжнику понемногу возвращалось любопытство.
– Звенящая метка, по терминологии Хранителей, это редкий случай, когда три "плавающих" узла собираются прямоугольным треугольником, - пояснил Артур. - Например, на месте ядерного взрыва или очень грязного древнего производства. Так было у нас в Череповце и… в Москве. Такая метка не просто Слабая, она способна вызвать разрушения на площади в тысячу километров. И Звенящие метки, в отличие от обычных, Качальщики не раздувают, а, напротив, стараются погасить. Самые вредные объекты всегда старались растворять потихоньку…
– Это ж надо! - присвистнул Людовик. - А сколько ковбоев они угробили со своим колдовством…
– Мы не воюем с ковбоями! - нахмурился Семен.
– Тихо, тихо оба! - рявкнул Артур. - Тут никто не виноват. Тут всё гораздо хуже.
Он вглядывался в горизонт, крутил настройки бинокля, но везде встречал лишь обезображенные карликовые деревца, черную жирную воду и серый блеск земли.
– Нет леса, приятель, - сообразил Семен. - Если это метка, должен быть дикий непролазный лес. И звери. А тут пусто, как на пожарище.
– Тут не пусто, - внезапно заявил Христофор.
– Хлопец прав, тут совсем не пусто, - обнажил редкие зубы святоша. - И если засветло не доедем до городка пивоваров, то спокойной ночи я никому не обещаю.
– По коням! - приказал Артур. - И след в след, порядок прежний.
Спустя два часа перехода в напряженной тишине, запах гари стал сильнее, а клубы летучего песка почти исчезли за линией чахоточной поросли. Отряд продвигался в полном молчании. Все спутники Коваля когда-то повидали Вечные пожарища, но здешние "красоты" повергали в смятение даже Митю Карапуза.
– Глянь, хозяин! - потрясенно указал он, когда в десятый раз миновали череду плоских бетонных крыш.
Прежде там возвышались корпуса германских промышленных гигантов, но теперь они походили на стадо доверчивых буйволов, угодивших в трясину. Одна из роскошных нержавеющих башен с рекламой фармацевтического концерна "Байэр" ухитрилась не уйти в почву вертикально, а завалилась набок. Артур насчитал одиннадцать этажей.
– Эдакую махину втянуло! - восхищенно восклицал Карапуз. - А мы так против нее, что букашки…