Подыскивая сувениры, Коваль всякий раз невероятно мучился. В этом мире не существовало магазинов косметики и художественных промыслов, да и саму идею дарить супруге безделушки мало кто разделял. Тем приятнее было Артуру ловить печать азарта на загорелом лице жены и наблюдать, как подрагивают в предвкушении ее такие детские, пухлые губы. В полумраке губернаторской спальни, на коврах и медвежьих шкурах, были разбросаны штук десять туго набитых мешочков и пакетов.
– Так я встану и найду!
Надя следила за ним, кося хитрым взглядом. Артур видел, как на ее напряженной шее, там, где бронза загара сменялась молочной белизной, ритмично пульсирует венка.
– Если ты встанешь, я не отдам тебе ключ. Тебе придется провести ночь со мной.
Он подлил еще вина в ее бокал.
– Размечтался! А как же мне тогда отыскать подарок? А что там такое? Вдруг ты меня просто обманываешь?
– Тебе жарко под одеялом, отдай мне свой халат.
– Еще чего захотел! - Надя закопошилась под пуховой периной.
– Я прошу тебя. Всего лишь сними халат, ничего больше!
– А у меня, кроме него, ничего и нет. Я сниму, а ты отнимешь у меня одеяло?
– Ни в коем случае. Я обещаю, что верну его обратно!
Коваль терпеливо ждал, подставив руку. Наконец мягкая, горячая верблюжья шерсть, несущая запах ее тела, легла ему в ладонь.
– Теперь давай мне подарок, - капризно сказала она.
– Встань и найди его.
– Ага! Теперь, когда я совсем-совсем раздетая…
– Да, теперь, когда ты раздетая.
– Ты обманул меня! А я тогда завернусь в одеяло и так пойду!
Она поднялась с кресла и, придерживая перину подбородком, принялась наматывать ее вокруг себя. Коваль, устроившись в соседнем кресле, с улыбкой следил за ней. Жену поджидал новый трюк: стоило ей сделать несколько мелких шагов по мохнатому ковру, как от одеяла с треском отвалился изрядный кусок.
– Ах ты, негодяй! Ты подсунул мне ворох подушек! - Она пыталась удержать расползающиеся фрагменты, но тут, под собственной тяжестью, отвалился второй кусок. Ее голые ноги стали видны до колен.
Взвизгнув, Надя юркнула обратно в кресло.
– Очень дорогой и красивый подарок, - вкрадчиво соблазнял Артур, любуясь на ее блестящие, крепкие лодыжки.
В свое время, лет десять назад, он выдержал настоящий бой, преподавая своей жене основы эпиляции. Единственным приемлемым методом оставался огонь, и Надя, тогда, помнится, кричала, что муж хочет подпалить ее, как курицу…
А потом привыкла и втянулась. И, в отличие от тысяч сверстниц, привыкла выщипывать брови, удалять лишние волосы и каждый вечер принимать душ. Она многое ловила на лету, подлаживаясь под представления мужа о красоте, чистоте и безопасности…
– Подарок только один, а пакетов много, - сообщил Артур, подкидывая в камин березовое полено. - Ты всё равно не успеешь их просмотреть, нитки разорвутся. Но попробуй!
– А что там, внутри?
– Там одна ценная вещь, которую я привез для самой дорогой женщины из Мертвых земель.
– И кто же эта самая дорогая? - обидчиво вспыхнула она.
– Та, которая не поленится проверить все мешки.
– Не постесняется, ты это хочешь сказать, демон? А вот и не пойду!
– Тогда я не отдам тебе ключ и отберу халат. Сюда придут гвардейцы и будут смеяться над тобой. Может быть, даже захотят потрогать, насколько ты крепкая, под одеялом…
– Ты гадкий и подлый!
Она решительно поднялась, стараясь удержать одеяло, хотя бы на груди. Но тяжелые подушки, стянутые буквально тремя стежками, расползались в руках. Надя нагнулась над первым пакетом. Он оказался набит старыми тряпками. Чертыхнувшись, она засеменила к следующему, Артур повернулся вместе с креслом и смотрел на ее ноги. Одеяло она придерживала на талии локтями, волосы рассыпались, укрывая спину.
Перед тем, как прийти к нему, она нанесла на тело ту самую, жирную мазь, по которой так легко скользят пальцы. Артур чувствовал этот тонкий, чуть отдающий медом и горечью аромат, слившийся с ароматом ее тела. Всякий раз Надя привозила с собой из леса что-то новое: сбор из трав, любовную настойку, крем, изобретенный Качальщицами…
Сегодня ее плечи и лодыжки переливались. Когда она присела на корточки, чтобы получше разглядеть пустой кувшин, Артур увидел, что зеркально сияет и всё остальное. Она села на корточки, повернувшись к нему спиной, и как будто случайно, выронила одеяло. Артур смотрел на рюмочный изгиб ее тела, на котором, если она прогнется еще чуть-чуть вперед, можно удержать несколько крупных монет…
– Здесь ничего нет!
– Хочешь, я подскажу, где лежит твой подарок?
– Хочу!
– Тогда подними руки.
Сквозь хрустальную вязь бокала, Артур следил за удивительной, почти африканской пластикой ее тела.
– А ты не начнешь меня лапать?
– Ни в коем случае.
– Ну, ладно, только ненадолго.
"Пятнадцать лет, - восхищенно думал Коваль, впиваясь взглядом в ее наготу. - Пятнадцать лет - и она всё так же краснеет, сжимает коленки и невольно тянется прикрыть грудь…"
Он поднялся, запалил от огня лучину и медленно пошел к ней, на ходу зажигая свечи. С каждым шагом хозяина зала становилась всё светлее. Шитье гобеленов на окнах мерцало от света десятков свечей, из камина тянулись к паркету жаркие, багровые языки, отражаясь в бронзовом блеске подсвечников. С потолка улыбались мудрые купидоны, а тритоны волокли в глубину зазевавшихся русалок.
– Ну что, насмотрелся? - сварливо спросила Надя Ван Гог, не делая попыток поднять с ковра одеяло. Артур остановился у нее за спиной, вдыхая аромат притираний. - Только не вздумай ко мне прикасаться.
Ее тело стало еще желаннее, чем прежде. Чуть раздались бедра, немного опустились соски, стали тяжелее ягодицы, но натертая травами кожа, как и раньше, отливала перламутром, и оставался почти плоским живот. Настолько плоским, что, замерев у нее за плечом и глядя вниз, в ложбинку, где прилип маленький крестик, он видел то место, куда так стремились его руки.
Женщина резко отодвинулась, превозмогая желание откинуться назад.
– Я не вижу тебя. Перестань закрывать грудь, и убери волосы наверх.
– Скажи уж честно, чего ты не видишь, - Наде потихоньку начинало передаваться его волнение, она дышала уже не так ровно, как прежде. Сейчас наступал самый ответственный момент игры, важно было не поддаться слабости и не рухнуть, обнявшись, в густой ворс… - Скажи, не то не уберу.
– Я не вижу твоей задницы.
– Ха! А чужие - глаза еще не намозолили? Ну, так и быть, а теперь говори, где мой подарок.
– Твой подарок вон там.