Девушки были прикованы к машине цепями!
Позади, с громогласным ревом и визгом тормозов, на трассу выползло еще одно транспортное средство. Несмотря на всю опасность положения, Артур поневоле разинул рот. Его всегда восхищали чудеса человеческой изобретательности. Дорогу запер многоосный тягач «камацу», но на прицепе, вместо полезного груза, размещался паровой котел, увешанный лебедками, тросами и поршнями. Из предохранительных клапанов котла со свистом вырывались струйки пара, могучие трехметровые рычаги ходили, словно лапы исполинского кузнечика, а подле угольного тендера суетились щуплые, взмокшие от пота мотористы. Одна пара непрерывно металась с лопатами, еще двое покуривали на вершине антрацитовой горы.
– Заперли нас, вот сволочи, – Варвара витиевато выругалась. – Говорила я, давно этого ублюдка Ляо надо было повесить!
Затрещали сучья, и на обочины высыпало разношерстное войско мандарина Ляо. Подавляющее большинство составляли китайцы в меховых выворотках, дубленках домашнего производства и грубой обуви. Некоторые щеголяли в форме давно исчезнувших армий, иные обвешались портупеями и самодельными гранатами, а кто-то, напротив, напялил на себя волчью шкуру с распахнутой пастью хищника вместо головного убора. Встречались монголы в узких высоких шапках, смуглые тибетцы и представители нескольких мелких народностей, которым Артур затруднился бы дать определение. Многие гордо выступали в богатых раззолоченных халатах, видимо, снятых с проезжих купцов. Одноглазый щербатый парень без малейших комплексов таскал парадную полковничью форму американской армии с нашивками и планками орденов. Старик с автоматом «узи», напротив, предпочитал зимний комплект российской армии и погоны старшего прапорщика.
Наряду с бородатыми, покрытыми шрамами ловцами удачи, в банде присутствовали и совсем еще зеленые юнцы. Они нарочно прорезали себе под глазами горизонтальные шрамы – один, два или три. Видимо, это что-то значило в разбойничей иерархии. Встречались Женщины, по повадкам и внешнему виду мало отличные от мужчин. Вооружение тоже поражало разнообразием. Несколько дюжин вояк гордо таскали на себе тяжелые автоматы китайского производства, другие довольствовались гладкоствольными ружьями, обрезами и даже откровенными самоделками. Артур приметил прекрасные арбалеты и даже паренька с дротиками в заплечном колчане. Вывалившись на дорогу, бандиты разом закурили. От горчайшей махорки у Коваля защипало глаза. Скорее всего, мандарин запрещал своим людям курить в засаде, а сейчас он посчитал операцию успешно завершенной.
Словно по команде, разбойники загалдели. Они непрерывно сворачивали самокрутки, приседали, чтобы лучше рассмотреть Варвару, выкрикивали что-то, скорее всего – непристойности, поскольку каждый гнусавый вопль сопровождался дружным хохотом. Многие разулись, выжимали мокрые портянки, передавали фляжки со спиртным, грызли вяленое мясо. Однако никто не приближался к машине и не пытался пока арестовать пленных. От таежной армии тянуло столь крепким духом, что у Коваля разом зачесалось все тело. Доблестные рыцари плаща и кинжала давно позабыли о бане. Среди лохматых боевиков находились даже такие, кто прямо на обочине усаживался справлять нужду.
– Звери, чистое зверье, – прошептал Бродяга. – Нету сладу с ними, в Китае их гоняли, вешали, так они сюды бродяжничать явилися…
Артур почти сразу потерял к толпе интерес. С точки зрения военного планирования эта пародия на армейское подразделение не имела перспективы. Переучивать их, переводить на китайский уставы, ставить на довольствие… Все это представлялось крайне скучным и даже позорным, но вполне необходимым. До того как первые эшелоны привезут достаточно солдат и техники, до того как по Амуру будут восстановлены пограничные столбы, ему, скорее всего, придется иметь дело именно с такими «хозяевами жизни» местного разлива. Их придется привлекать к охране путей и объектов, даровать им грамоты на земли и полномочия, иначе край не заселить. Конечно, потом нужда в этом сброде отпадет, можно будет повесить главарей, а местную сошку сослать на строительство метро, навечно…
Если его не пристрелят прямо сейчас.
Повар Хо услышал смех.
На подставках возле двери чадили два факела, но стоило Повару ступить на верхнюю ступеньку лестницы, как оба погасли. Одновременно, словно их залили водой.
Стало совсем темно. Оказалось, что обе жаровни по углам залы тоже потухли, как и масляные светильники, горевшие раньше круглосуточно. Кроме звука собственного дыхания, до хозяина дома доносилось лишь легкое потрескивание. Он моментально узнал этот звук, потому что привык к нему за десятки лет, как к чему-то родному.
Потрескивание поднимающегося зеркала.
Однако впервые зеркало звучало несколько иначе. Оно рябило, словно не могло успокоиться после бури. И впервые оно поднималось, когда его не звали.
– Кто здесь? – воскликнул Повар Хо, сжимая в кулаке заговоренный нож.
Ладонь вспотела, нож вдруг стал очень тяжелый, зато на лезвии образовалась изморозь. В подвале резко похолодало. Так низко температура не падала Даже во времена лютых сибирских зим, поскольку толстые стены и слой земли защищали святыню от морозов.
– Кто здесь? – Повар Хо, стуча зубами, прижимаясь спиной к кирпичной кладке, медленно двигался по кругу. В минуты крайней опасности к нему быстро возвращались навыки, приобретенные в молодые годы в стенах храма. Он мог бы разжечь лампу или факел, но не стал этого делать. Отказавшись от зрения, порой гораздо проще опознать противника.
Смежив веки, Повар Хо разглядел многое из того, что упустил бы самый зоркий сторонний наблюдатель. Он увидел, что жаровни пылают и в лампах никто не прикрутил фитили, но вокруг источников света клубились особенно плотные сгустки мрака, подобные клубам от горящей резины.
Повар Хо слышал о практиках, позволяющих глотать солнце и луну, но встречался с таким впервые. Впрочем, общаясь с зеркалом, он многому перестал удивляться. Он стучал зубами от холода и чувствовал, что лезвие, заговоренное древними монгольскими рунами, становится бесполезным и хрупким.
– Что же ты не здороваешься? – со смешком спросили его из темноты.
Снова этот смех, нечто среднее между сиплым карканьем и кваканьем старой жабы.
Возле перевернутой крышки люка, над поверхностью зеркала, парила коренастая фигура в разорванном парчовом тэрлиге. Повар Хо узнал оргой бурятских шаманов, такой они надевали лишь во время праздничных или поминальных тайлганов.
Человек поднял лицо и ухмыльнулся. Повар Хо вздрогнул, невольно отступая назад. Он узнал оболочку, которую, несомненно, использовало чудовище из смещенного мира. Эта оболочка раньше принадлежала сильному шаману нерчинского улуса, Тулееву. Оболочка смеялась, как смеется театральная маска ужаса. В подвале повеяло тяжким смрадом разложения. Повару Хо показалось, что трещат потолочные плиты.
– Разве ты не узнал меня, торгаш? А вот тебя трудно не узнать. От тебя, как и прежде, воняет порохом и опием, ты пропах этой гадостью до самых кишок!