И тут отец сделал это. Одной рукой он крепко взял меня сзади за шею и быстро, дважды, провел ножом по кончикам ушей. Наверное, в первую минуту мне было очень больно, сейчас я уже не помню. Одно известно точно: было бы гораздо больнее днем, если бы я не пел. Папа сделал два коротких надреза на верхушках моих ушей, и я почувствовал, как горячие ручейки крови покатились за воротник. После этого я ощутил еще кое-что. Те маленькие горячие бугорки, что так ныли последние месяцы, лопнули, и снаружи расправились первые щетинки.
Я продолжал петь. Лисенок встрепенулся и почти бегом двинулся ко мне. Я протянул руку, и он ткнулся мокрым носом мне в ладонь. Отец разрешил мне погладить Цезаря, так я его назвал, и подержать на груди. Чтобы он привык к моему запаху. Его мать погибла, и теперь я должен ее заменять. Еще через минуту мне показалось, будто прорвало огромную плотину у меня в голове. Джина этого никогда не поймет, у девчонок все не так. Еле различимые ночные звуки и запахи хлынули сквозь меня кипящим потоком; я слышал, как возится под землей крот и шебуршится в далеком дупле беличье семейство, как расправляются навстречу рассвету первые лепестки цветов и собираются на работу муравьиные полки. Сова вернулась с теплой убитой полевкой к своим детенышам, а на верхушке клена прочищал горло первый соловей…
Потом отец отнес меня и Джину домой на руках. У меня сил совсем не осталось. Цезарь ворочался у меня за пазухой, никак не мог устроиться. Он был страшно худой, костлявый и голодный. Мама ждала нас на крыльце.
— Папа подарил мне музыку лиса… — пробормотал я спросонья.
— Твоему папе хватило ума не дарить музыку волка.
Взрослые засмеялись. Отец отнес Джину в дом, а меня уложил в кресле на веранде и закутал в одеяло. Сквозь сон я чувствовал, как мама промыла мне ранки. Потом они, смеясь, взявшись за руки, вышли в сад. Две тонкие гибкие тени. Более высокая и лохматая тень нагнулась и обняла другую. Поцеловались и снова засмеялись. Я проваливался.
Музыка… Песня лиса…
После той ночи я перестал ездить в школу: мама добыла справку, будто я болею нервными срывами. Потому что с девяти лет и до возраста, когда сменится голос, нельзя стричься и, уж конечно, никому нельзя показывать уши. Сначала мне было немножко одиноко без старых друзей, тем более что и ко мне соседским ребятам ездить запретили. Но так положено. Я играл с братьями Дрю, иногда мы ездили к Лоттам и к девчонкам Эвальдов. А прошлым летом мама взяла меня и сестер на юг, в Испанию. Там было здорово — море и дельфины. Но даже на море мама продолжала нас учить. Мы с сестрами по очереди прыгали ночью в воду, чтобы достать амулеты. Мама кидала, а мы ныряли, чтобы навостриться чуять под водой. И собирали травки, которых нет у нас дома. Благодаря старшим сестрам, я сумел, наконец, без запинки спеть три основные песни Долины, и вместе мы вызвали Зеленого духа, Потом мы лазали по горам, это было здорово!..
Все шло прекрасно, пока не зарезали Элинор и не появился Робинс. На следующий день, после того как отец вместе с другими мужчинами ездил прочесывать лес, Робинс заглянул к нам вторично.
— Мы здесь проездом, — сказал он. — Вы позволите напиться воды?
Отец распрягал лошадь. Он молча накинул поводья на столбик у ворот и молча открыл перед полицейским двери. На сей раз Робине приехал не с Марти, а с другим парнем, тот остался сидеть в машине. Я сразу понял, что пить Робинсу ни капельки не хотелось; он намеревался озадачить отца какими-то новыми сведениями. Я тихонько спустился по чердачной лестнице в спальню и прислушался. Мама была дома, но она, как и я, услышала машину загодя и заранее знала, кто в ней приедет. Поэтому папа опять остался с этим гнусным типом наедине.
— Что нового, офицер?
— Почти наверняка эти ублюдки ушли на вашу территорию. Неужели вы не встретили следов?
— Я говорил вашему помощнику, что на месте преступников уходил бы вдоль воды. Имеет смысл послать людей, с ищейками, по обоим берегам ручья.
— О! Благодарю… Здесь удивительно вкусная вода. Собак мы уже послали, но вам придется и завтра помогать нам.
— Естественно. Это часть моей работы.
— Кстати, в этом году случались пожары?
— Весной туристы дважды не затушили костры. Пожарами не назовешь.
— Скажу вам честно. Я тут покопался в архивах, интересно стало. Следует знать поближе тех людей, среди которых придется работать, верно? Я покопался в старых отчетах и обнаружил любопытную деталь. По сравнению с общей картиной по всему графству, на вашей территории процент пожаров едва достигает одной восьмой. Двенадцать процентов от среднего уровня! Как вам это удается?
— Я качественно выполняю свою работу.
— Безусловно! Причем все четырнадцать лет, что занимаете свою должность. Знаете, я не поленился и отыскал материалы по вашим предшественникам. Картина та же самая.
— Складывается впечатление, что вы недовольны отсутствием пожаров…
— Что вы, отнюдь! Просто мне стало чрезвычайно любопытно. У вас своя работа, у меня — своя, верно? Я изучил отчеты о каждом случае возгорания. Пожары на вашей территории случались почти исключительно ввиду естественных причин. Молнии, обрыв проводов во время грозы. Случайный окурок из машины. Как-то раз воспламенился торфяник. Припоминаете? Но почти не встречаются отчеты о преднамеренном хулиганстве. Просто восхитительно! Такое ощущение, что мимо ваших владений катаются удивительно трезвые и законопослушные граждане.
Однако столь благополучные показатели присутствуют не только на участках Луазье. Из ряда вон, в положительном смысле, выбиваются и лесничества, где служит Симон Дрю, а также Питер Лотт и ваш дальний родственник Эвальд. Что наиболее любопытно, Дрю и Лотты также связаны с вами кровными узами, верно? Что вы молчите?
— Отчасти вы правы. Но это чрезвычайно дальняя родня.
— Вероятно. У меня не нашлось пока времени связаться с центральными архивами и прогнать данные по всем государственным заказникам… Чем вы сами объясните подобные странности?
— Вы меня допрашиваете?
— Ни в коем случае. Я вообще бы не стал уделять времени подобной статистике, и уверен, никто до меня не занимался подобными расчетами. Если бы не ваши дети.
— Мои дети?!
— Именно. Ваши трое детей подвержены некоему нервному недугу. Очевидно, это можно было бы назвать частным случаем, если бы у ваших родственников дела обстояли иначе. Я выяснил, что по крайней мере три последних поколения дети Дрю, Лоттов и Эвальдов не посещали средних общеобразовательных учреждений. Бы, в том числе. Не имею сведений, что происходит в других графствах, и не силен в медицине, однако… Чтобы не водить вас за нос. По моей просьбе сотрудница попыталась выяснить причины заболеваний и связаться с врачами. Ей это не удалось. Как вы это объясните?
— Что именно вы хотите услышать? Почему на моих землях нет пожаров, или где наблюдается мой ребенок? Для вас явилось открытием соблюдение врачебной тайны? — Папа изо всех сил сохранял доброжелательный тон.