Рассудок Рустама все сильнее затягивало паутиной безумия. Он совершенно уверился в том, что это задание для него будет последним, поэтому старался действовать так, чтобы у него осталось еще немного времени.
Для того чтобы дать Щукину лишний шанс спастись?
Или для того чтобы убедить себя, что его дорога смерти, по которой он идет вот уже несколько долгих лет, неправильна?
Амир вздохнул и поднялся со своего кресла. Он понимал: все, что он может сделать, это либо немедленно уехать из города, либо сейчас же позвонить Пете Злому и рассказать ему о визите Рустама.
Первый вариант Амиру не подходил: сниматься с насиженного места, где он постепенно обрастал многочисленными родичами, и ехать неизвестно куда, причем не имея гарантии, что там его не разыщут люди алчущего мести за предательство Пети, – это Амиру совсем не нравилось. Второй вариант, по мнению Амира, был более приемлем.
Однако и в этом случае следовало соблюдать осторожность. Амир прекрасно знал Рустама и понимал, что и тот может принять меры к тому, чтобы Амир не смог разглашать информацию.
Поэтому Амир оглянулся на запертую входную дверь и подошел к окну. Он взялся обеими руками за створки штор, чтобы задернуть их, но вдруг похолодел, заметив блеснувший с крыши противоположного дома под случайным солнечным лучиком стеклянный сегмент оптического прицела снайперской винтовки.
Широко раскрыв рот, Амир застыл на месте.
А через мгновение невидимая человеческому глазу пуля почти бесшумно прошила двойную раму окна в комнате Амира и расплющилась в стене, в миллионную долю секунды пронизав пространство комнаты и голову ее хозяина.
Амир, не издав ни звука, рухнул на колени и неловко повалился на пол, заливая его своей кровью.
На крыше противоположного дома Рустам деловито сложил винтовку, убрал ее в футляр и спустился во двор тем же путем, каким поднялся.
* * *
Когда стих вдалеке рев двигателя автомобиля Петровича, молчавший до этого Григорий сказал задумчиво:
– О чем они вели речь – Студент и Петрович, – ни хрена я не понял… Ты что-то говорил о какой-то вещи, которую Студент у Наташи спер и которую бандиты хотят себе забрать… Это записка какая-то?
– Ну да, – невнятно ответил Щукин.
– А почему Петрович говорил, что эта записка раньше журналисту принадлежала?
– Я и сам удивляюсь, – пожал плечами Щукин, – так запутано все. Должно быть, братки ошибаются. Я-то точно знаю, что записка принадлежит Наташе. И именно Наташе ее нужно вернуть.
Григорий почесал в затылке.
– А что за записка-то? – спросил он. – Что в ней написано? Петрович говорил о технологии…
– Потом все объясню, – пообещал Щукин, – долго рассказывать, а у нас времени нет. Уже светает. Тебе очень приятно в яме с двумя трупами сидеть?
– Не очень, – признался Григорий, – да дело-то не в этом. Представляешь, что будет, если мы выбраться отсюда не сможем, а утром нас тут заметят… и эти трупы тоже заметят. Вызовут мусоров, а те… Пришьют двойное убийство, потом объясняй, что ты не верблюд…
Щукин усмехнулся.
– Отвернись-ка на минутку, – велел он.
– Зачем? – удивился Григорий. – Ты поссать, что ли? Давай, не стесняйся, чего я там не видел…
– Отвернись, говорю, – повторил Щукин.
– Раскомандовался, – проворчал Григорий, но приказание исполнил.
Щукин достал из кармана острейший нож, с которым почти никогда не расставался. Нож был с виду перочинный – никакая экспертиза не доказала бы принадлежность его к холодному оружию, но бритвенной остроты лезвие и удивительная прочность стали делали этот нож довольно опасным предметом.
Щукин оглянулся на стоящего спиной к нему Григория, нагнулся и в несколько движений отмахнул кисть руки у ближайшего к себе трупа.
Выпрямился.
– Все, что ли? – проговорил Григорий, нетерпеливо посвистывая.
– Погоди…
Николай несколько раз встряхнул отрезанную кисть, чтобы стекла основная часть крови, потом, снова наклонившись, отрезал полу куртки трупа и аккуратно замотал в нее кусок плоти.
И положил в карман.
Только теперь он позволил себе брезгливо сморщиться и сплюнуть.
– Не люблю расчлененки, – пробормотал он почти неслышно, – и в мясные лавки с детства ходить не могу.
– Чего? – переспросил Григорий, поворачиваясь.
– Ничего, – ответил Щукин, пряча нож в карман.
Григорий подозрительно покосился на него.
– Странно ты как-то… – начал было он, но Щукин тотчас прервал его.
– Давай сделаем так, – предложил Николай, – я встану около стены, упрусь в нее руками, а ногами в противоположную стену, чтобы не соскользнуть, а ты заберешься мне на плечи и постараешься достать руками до края ямы. А потом мне поможешь выбраться.
– Давай, – согласился Григорий.
Щукин утвердился возле стены. Григорий, кряхтя и постанывая, вскарабкался ему на плечи, едва не отдавив грязной подошвой башмака правое ухо Николая.
– Ну, как? – спросил Щукин. – Давай быстрее, а то мне тяжело…
– Не достаю я, – сдавленным голосом ответил Григорий, – немного не достаю…
– Попробуй еще, – посоветовал Щукин и накрепко стиснул зубы – ботинок Григория шваркнул его на этот раз по левому уху.
– Не… не получается…
– Тогда слезай!
Григорий спрыгнул с него и, не удержавшись на ногах, упал, ткнувшись носом в быстро остывающие трупы.
– Тьфу, черт! – гадливо поморщился он, выпрямляясь. – С мертвецом поцеловался… Что же нам делать-то? Яма глубже, чем я думал. Если мы, даже встав один на другого, не достаем до ее края, то…
– То надо найти какую-нибудь подставку! – сказал Щукин.
– Подставку? – удивился Григорий. – Где – здесь? Здесь ничего такого…
Тут он осекся и посмотрел на Николая. Щукин, в свою очередь, посмотрел на него, вздохнул и перевел взгляд себе под ноги.
– Этих… что ли? – почему-то шепотом спросил Григорий.
– Другого выхода нет, – проговорил Щукин, – придется использовать мертвецов в качестве подставки. Неприятно, а что делать?..
* * *
Через полчаса они выбрались из ямы, а через полтора часа уже находились в центре города. Джип, на котором они доехали до Алтынной горы, оставили неподалеку от города, а в город вошли пешком.
Давно уже рассвело. Появившиеся на улицах первые пешеходы неодобрительно косились на Григория и Щукина, а некоторые даже переходили на другую сторону улицы.
– Чего это они? – удивлялся Григорий. – Смотрят на нас… как на мамонтов.