– Хорошо, что ты на своем месте, – хмуро отозвался Гришаев, – киллеров у нас в стране хватает, а вот хороших оперативников все меньше и меньше.
Он прошелся по приемной Волошина. Оперативная бригада уже почти закончила свою работу, трупы были увезены, там, где они лежали, остались лишь лужи крови и нарисованные на полу мелом контуры тел.
– Полунин, – задумчиво произнес Гришаев, – бывший уголовник… Может, я, конечно, уже старею и у меня старческий маразм, но мне почему-то кажется, что и эта фамилия мне знакома.
– Да брось ты, Алексей Геннадиевич! У тебя память лучше, чем у меня, хотя я тебя моложе на десяток лет. Просто ты уже давно живешь, немало повидал, много чего знаешь. Тебе уже давно пора садиться писать мемуары, – ободрил Гришаева Краснов.
– Кто бы только стал печатать эти мемуа…
И тут он осекся на полуслове. В диалоге с Красновым было произнесено слово, которое послужило ключом к догадке. В его памяти всплыл случай многолетней давности, так называемое дело «о печатниках».
Гришаев посмотрел на Краснова и спросил:
– Дело Слатковского ты будешь вести.
– Да, наверное, – ответил тот.
– Тогда заскочи ко мне завтра утром. Я думаю, нам будет что обсудить, – произнес Гришаев и быстрым шагом вышел из приемной…
* * *
Полунин проснулся далеко за полночь, проспав более двенадцати часов.
Он встал с дивана и, осторожно ступая, чтобы не разбудить спящую на раскладушке Люду, пошел на кухню. Сварив себе кофе, Полунин уселся за стол и закурил.
Первое, о чем подумал Полунин, проанализировав создавшуюся ситуацию, было то, что без помощи друзей, в одиночку, ему из этого тяжелого положения не выбраться.
«А кто, собственно, у меня сейчас в друзьях остался? – усмехнулся Владимир. – Думаю, что не очень много таких смельчаков… Впрочем, на Шакирыча и Славку я мог бы рассчитывать, эти не подведут. Но нет, не стоит их вовлекать в это дело, пусть едут домой, как и договаривались. В этой войне и так уже много трупов, как минимум пять, включая убийство вице-президента Финком-банка Грушина. Ведь наверняка оно как-то связано с убийствами Слатковского и Лени Быка… Но как, черт возьми, все эти убийства связаны между собой?» – с тоской подумал Полунин.
Он отпил кофе и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.
«Впрочем, я не сильно ошибусь, если предположу, что копать надо в одном направлении – Финком-банк. Можно с большей или меньшей степенью уверенности предположить, что все они связаны с Финком-банком, который в свое время был очень крупным и надежным, но в последнее время положение его сильно пошатнулось. Наверняка, в отличие от меня, действовавшего по личным мотивам, вся это война вокруг Слатковского, о которой он сам говорил, затеяна из-за бабок. И, судя по-всему, очень больших, настолько больших, что убираются все главные фигуры этой непонятной мне игры, а заодно и более мелкие, которые попались под руку. Словом, как ни крути, мне нужна информация».
Полунин сделал большой глоток кофе.
«А информацию я могу получить разве что от Либерзона. Этот старый жид наверняка в курсе многих событий в городе. К тому же он мой кореш, и на зоне мы помогали друг другу, как могли. Кто еще у меня может быть из друзей в этом городе?.. Танька Коробкова… Пожалуй, обращаясь к ней, я могу меньше всего опасаться за свою безопасность. Но чем она может мне помочь? Разве что крышей над головой… И еще мне нужна машина. Может, у Таньки есть хотя бы служебная. Впрочем, машину можно взять и у Либерзона, но только он очень уж осторожен и боязлив и вряд ли будет связываться с человеком, за которым бегают менты… Ведь Бармалей, конечно же, сдал меня им… Впрочем, и сам Бармалей вместе с Пеплом, надо полагать, уже отрядили боевиков, направив их по моему следу».
Вдруг Полунина осенило.
– Черт! – вскричал он, вскочив с кресла и нервно заходил по кухне.
«У меня же есть интересная зацепка… Рука Лени была перебинтована, а это значит, что он готовился к встрече с тем самым педиком из городской администрации, который пришел к нему сразу после моего визита. Впрочем, это может быть случайностью, а может – и той самой ниточкой, за которую стоит потянуть. В любом случае, этим надо заняться. Утром же я заеду к Либерзону».
Но утром Полунин первым делом позвонил Коробковой. Трубку взяла сама Татьяна.
– Танечка – это я, Владимир… Полунин.
– Володя! – воскликнула Коробкова. – Откуда ты?
– Да так, от одного своего знакомого. Я хочу к тебе заехать, у меня небольшая просьба…
– Заехать на работу? – уточнила Татьяна.
– Да, на работу. Понимаешь, у меня тут проблемы с транспортом. Моя тачка на приколе. Мне нужна машина на денек-другой. У тебя есть возможность помочь мне?
– Машину… Помочь… – как-то неуверенно произнесла Татьяна. – Впрочем, да, конечно же, о чем я говорю. В принципе ты можешь взять мой «жигуленок». Я на нем езжу на работу, пару дней могу поездить и на такси.
– Спасибо, Танюша, – поблагодарил ее Полунин. – Я скоро к тебе подъеду.
Он положил трубку и пошел в прихожую одеваться.
– Когда тебя ждать? – спросила Людмила, выйдя провожать его.
Полунин в душе усмехнулся.
Кныш достал из кармана плаща резиновые перчатки и надел их на руки, распахнув полы своего плаща. На груди у него висел переброшенный через плечо матерчатый ремень. Ремень был очень длинный, оба его конца свешивались ниже пояса киллера.
После этого он протянул руку к соседнему сиденью, на котором лежала джинсовая куртка синего цвета. Просунув руку под куртку, он достал из-под нее небольшой короткоствольный автомат «АКС-У» с навернутым на ствол длинным глушителем и, передернув затвор автомата, пристегнул его к ремню.
Пряча автомат под полами плаща, он быстро вылез из машины и, подойдя к багажнику своего автомобиля, открыл его. Достав из ящика с инструментами очень крупные металлические щипцы для разрезания проволоки, Кныш аккуратно засунул их себе за пояс и прикрыл плащом.
Захлопнув багажник, он огляделся по сторонам и, убедившись, что на улице народу почти нет, направился неспешным шагом в сторону арки дома, расположенного недалеко от входа в ресторан. Автомат он аккуратно прижимал к бедру.
Войдя во двор, Кныш подошел к металлической лестнице, ведущей на второй этаж, и, осторожно ступая по металлическим ступенькам, начал подниматься.
Когда он оказался на площадке перед дверью черного хода, ведущего в офис Лени Быка, то засунул правую руку в карман плаща.
Карман был специально порван, и через дыру Кныш ухватился за рукоятку автомата. Левой рукой он расстегнул плащ, застегнутый на единственную пуговицу, после чего постучал костяшками пальцев по металлической двери.
Мелодия, которую он при этом выстучал, была хорошо известна спортивным болельщикам под названием «Спартак-чемпион».