На следующий день она при виде меня только презрительно поджала губы и отвернулась, молчал и я. Первой не выдержала Маруся и спросила:
– Повод был?
– А ты была на озере, когда из воды вместе с илом и водорослями живую рыбу ковшом на берег выбрасывали? Ты видела, как трал с экскаватором дерн с земли, как шкурку с банана, сдирал? Ты видела, как трактор подминал под себя молодые деревья и кусты, а за ним оставалась такая полоса, что хоть танцуй? – спросил в ответ я.
– И твоя душа эколога не выдержала? – усмехнулась она. – Мало того, что ты нажрался, как свинья – и как только до дома-то добрался? – так ты еще и курить снова начал!
– Тебе, Маруся, надо было выходить замуж за толстокожего мужика, который забойщиком на мясокомбинате работает. Глядишь, со временем и сама бы броней покрылась, – бросил я и, не доев, ушел в сад.
Там я устроился в беседке с сигаретой и твердым решением не выходить за пределы участка, пока это все не закончится. Но меня и там достали! Первым был Афонин.
– Ты представляешь, Саня! – возмущался он. – Пошел я в лес, чтобы моя Тереза могла на свободе побегать да порезвиться, а оказалось, что туда ходу больше нет! Ту тропинку, по которой я обычно ходил, перегородили колючей проволокой! Да и всю землю перепахали так, что пройти невозможно! Что это за дела у нас в кооперативе творятся?
Я спокойно выслушал его гневный монолог, а потом спросил:
– Ты свою подпись ставил? – и сам же ответил: – Ставил! Вот и хлебай полной ложкой!
Не ожидавший такого, Виктор Петрович сначала остолбенел, а потом резко встал и сказал:
– Эх, ты! Я к тебе как к человеку пришел, а ты вон как! – и, плюнув с досады, ушел.
Потом к Марусе заглянула соседка, и они так громко разговаривали, что я, даже не вслушиваясь, узнал, что прямо у наших ворот, у сторожки, рабочие уже собирали шатер наподобие тех летних кафе, которые я называл «пивными», что с наступлением тепла устанавливались на каждом свободном месте, там же рядом с давно не работавшей, а оставшейся еще с тех давних времен, когда сотовой связи не существовало, телефонной будкой поставили контейнеры для мусора.
– Ну вот! Начало положено! Дальше шибче будет! – мрачно пообещал я жене, когда соседка ушла.
Маруся мне на это ничего не ответила – холодная война между нами, вызванная моим необоснованным, с ее точки зрения, пьянством, все еще продолжалась, но тут пришла наша соседка из дачи напротив – заботливая бабушка двух непоседливых внуков и, едва войдя в калитку, начала жаловаться:
– Прямо не знаю, что и делать! Эти работяги ругаются так, что хоть святых выноси! Да еще и во весь голос! Уже и мальчишки мои за ними повторять начали! Муж пытался этих негодяев, рабочих то есть, образумить, а они и его послали! – и попросила: – Маша! Может, твой Саша с ними как-то разберется? Он мужчина крупный, сильный! Вдруг они его послушаются?
– Без толку с ними разговаривать! – бросил со своего места я. – Они сделают вид, что не понимают по-русски. Я уже пытался с ними поговорить, так что знаю. Они только Крякова боятся – хозяин все-таки.
– Значит, с ним и поговоришь! – непреклонным тоном велела мне жена, и я обрадовался, что она наконец-то обратила на меня внимание.
Когда и эта соседка, немного успокоенная, ушла, Маруся сказала:
– И действительно, Саша! Я, конечно, не гимназистка, но то, что они выдают, да еще так громко, уже ни в какие ворота не лезет!
– Ты подписывала эту филькину грамоту, вот и получаешь то, о чем я тебя предупреждал, – напомнил я, но, встретив ее разъяренный взгляд, пообещал: – Да поговорю я с Кряковым! Поговорю!
– Мне кажется, ты излишне драматизируешь ситуацию, – снизошла до объяснений жена. – Это все временные трудности! Представь себе, что у нас дома идет ремонт! Вокруг хаос, грязь и пыль, зато потом все будет прекрасно!
– Ага! Рыба оживет! Деревья с кустарником сами собой вернутся на прежнее место, как и дерн, – потихоньку хмыкнул я себе под нос.
Маруся этого, к счастью, не услышала, так что новое обострение нашим слегка потеплевшим семейным отношениям не грозило.
Решив, что Крякова лучше всего будет поймать где-то рядом с рабочими, я отправился его караулить в лес. Если в самом поселке грохот стоял страшный, то в лесу его можно было по звуку сравнить только с массированной бомбежкой. Одним словом, натерпелся я там досыта, но Крякова таки отловил!
– Александр Викторович! Вы ведаете, что творите? – для начала спросил я.
– А в чем дело? – в свою очередь, высокомерно спросил он.
– Я, видите ли, эколог и пользуюсь в этих кругах определенным весом, – сообщил я. – Так вот! Я был свидетелем того, как нанятые вами работяги... – и дальше я перечислил ему все, что те натворили. – Короче, я собираюсь сообщить об этом в экологическую службу Московской области. А это вам не Боровск, где вы всех с потрохами купили! Штраф вам выставят такой, что мама не горюй, а эту стройку прикроют решением суда. Вы этого хотите?
Он ожег меня очень неприятным взглядом и вынужден был ответить:
– Не очень! А вот чего хотите вы?
– Сделанного не воротишь, но чтобы впредь... – начал я, и он торопливо, наверное, боялся, что я потребую денег в виде отступного, перебил меня.
– Больше этого не повторится! – заверил он.
– Повторяться уже нечему! И так экологический баланс нарушен и восстановится очень нескоро! – невесело усмехнулся я.
– Что-то еще? – без особого энтузиазма спросил Кряков.
– Да! Ваши рабочие ругаются матом так, что просто уши вянут и сами собой в трубочки сворачиваются. А тут ведь женщины... Дети... Объясните им...
– Легко! – охотно согласился он, перебив меня. – Это мы сейчас исправим!
Кряков ушел в лес к строителям, где приказал бригадирам собрать всех работяг, а я остался из любопытства, чтобы узнать, какими методами он собирается убеждать этот интернационал быть вежливым. Через некоторое время, когда, наверное, все собрались, Кряков, а голос у него был зычный, так мне все было отлично слышно, сказал:
– Слушайте внимательно, чтобы потом никто не говорил, что ничего не знает. Итак...
И тут он начал прямо в алфавитном порядке, словно читая по списку, выразительно произносить все матерные выражение, какие только знал, а знал он их, как я понял, немало. Закончил же он словами:
– Так вот! Чтоб ни я, ни кто-нибудь из жителей этого поселка больше от вас этих слов не слышал! Того, кто хоть раз матюкнется, тут же выгоню к чертовой бабушке, и пусть едет к себе назад с кукишем в кармане. Я ясно выразился? Вы все поняли?
Ответом ему был нестройный, но дружный хор голосов, заверявших его, что они все поняли. Как ни странно, но его метод оказался весьма действенным и рабочие больше не ругались, да вот только разговаривать они начали очень своеобразно: повышенный тон-то остался прежним, но вот теперь в их репликах и монологах преобладали паузы – это работяги явно про себя произносили те слова, которые им было категорически запрещено говорить вслух, но от употребления которых они не в силах были отказаться. Так что диалоги получались весьма забавными.