Он никогда не вступал в тайные отношения с ФСБ, направленные на подрыв авторитета МЧС. Число моих подозреваемых сократилось на одного человека…
Чугунков как-то незаметно появился в салоне и, подойдя к нам, развел руками.
– А я-то думал, что вы до самой Москвы будете выяснять, кто из вас работает на ФСБ, – улыбнулся он. – Так, может быть, и меня примете в свою компанию, раз все уже выяснили?
– А я вспомнила, кого напомнил мне тот ваш старый знакомый, Константин Иванович, – сказала я Чугункову, – который помог Анохину задержать Менделеева в салоне и не пустил в кабину к пилотам. Я думаю, это он устроил взрыв в самолете, он и первого пилота убил, оттого самолет и потерял управление.
Я повернулась к Менделееву и добавила:
– Скорее всего, на нем и смерть вашего старого приятеля, Леши, с которым вы летели в Красноводск и который первым заподозрил неладное.
– Я давно его вспомнил, – подтвердил Чугунков. – Его, кстати, не обнаружили ни среди спасенных, ни среди погибших, когда подняли самолет…
– Постойте, – перебил его Менделеев. – Объясните мне, о ком вы говорите? О том тощем, как жердь, хмыре, который ботинком мне по физиономии съездил? Вы его знаете, что ли?
– О нем, – подтвердила я. – О полковнике ФСБ Краевском. Он автор всей этой провокации. И у меня такое чувство, что нам с ним еще придется встретиться.
Мы все задумались и надолго замолчали…
…Рассказать об этой моей каспийской одиссее осталось совсем немного.
Анохин, за которым Менделеев следил во время своих иранских скитаний, как ревнивый муж за любимой женщиной, так и не смог от него улизнуть, хотя и пытался не раз. Его привезли в Москву, за него взялись опытные в допросах следователи из ведомства Чугункова и в итоге заставили рассказать все как было.
Он сдал всех: и Краевского, и первого пилота, которого, как оказалось, тоже купил Краевский, а потом просто убил, признался, что хотел сбежать в Иран, а героин украл у своих же питерских наркодельцов, на которых работал, привозя в Питер наркотики из Туркмении и Казахстана, приспособив для этой цели «черный ящик» своего самолета. Министр выступил на закрытом заседании правительства. Что он там рассказывал и какие фамилии называл, мне осталось неизвестно, но некоторые головы в ФСБ полетели, правда, из среднего звена. К нашему с Чугунковым удивлению, нигде не фигурировала фамилия Краевский.
Я поняла, что предчувствие меня не обмануло. В его смерть я не верила, а это означало только одно – что наши с ним дороги еще пересекутся…
Я редко вспоминаю эту историю, но иногда, когда до моих ушей долетает заунывный напев восточной песни, на меня наваливается грусть и горечь оттого, что я никогда уже не увижу наивного лица Зухры и не услышу ее страстного голоса, шепотом произносящего английские слова с таким истинно восточным, ласкающим слух смыслом:
– Любовь моя!..